– Срок хранения неограничен.
Радовски позволил Мосс подержать сердце женщины. Она осторожно взяла его в сомкнутые ладони, как будто держит птицу со сломанным крылом, а не мертвую мышечную ткань. Ее удивило, насколько сердце тяжелее, чем она ожидала. Чтобы добраться до него, Радовски пришлось прорезать скальпелем околосердечную сумку, и со стола из нержавейки на пол полилась жидкость.
– Положите вон туда, пожалуйста, нужно его взвесить.
Мосс сделала, как велел Радовски, положив сердце в емкость, чтобы стекла жидкость.
– Взгляните на это, – позвал ее Радовски через некоторое время, поднимая какой-то внутренний орган. – Здесь вы видите причину смерти. Печень. Посмотрите на темно-фиолетовый цвет и текстуру, как у давленого угля. Здоровая печень выглядит как кусок мяса из супермаркета – розоватая и гладкая. Это цирроз. Упилась до смерти.
Иногда морг казался Мосс центром спокойствия в мире науки, потому что смерть – нечто очень личное. Смерть и потеря были ей близки, ведь лучшая подруга умерла, а отец ушел. Процедура вскрытия помогла завершить ее знакомство со смертью – та по-прежнему осталась загадкой, но тем не менее всю полноту человеческой жизни можно было разложить по полочкам, взвесить и измерить.
Общежитие находилось в Моргантауне, но летом Мосс снимала квартиру в Дормонте, подрабатывая в Питтсбурге. Временной секретаршей в «Бьюкенен Ингерсолл», адвокатской конторе. Ее стол загромождали здоровенный монитор компьютера и электрическая пишущая машинка, за спиной стояли стальные полки с расставленными в алфавитном порядке папками. В двадцать один год одевалась она как на фото в модных журналах – куртки с эполетами в стиле милитари, массивные золотые серьги, блестящая красная помада и наклейки леопардовой расцветки на ногтях. Женщины постарше называли ее «Мадонна» – вероятно, это был комплимент. По часу каждое утро в женском туалете и несколько визитов туда в течение дня, чтобы взбить волосы и покрыть их лаком, превратив в воздушные кудряшки, которые она собирала резинкой. Коллеги в курилке держались от нее на расстоянии из опасения, что волосы могут вспыхнуть. Во время обедов на Маркет-сквер – учебники по криминологии и судебной медицине.
Когда она ела жареные устрицы в пакете из вощеной бумаги и картошку-фри, к ней подошел мужчина в спортивной куртке и галстуке с замысловатым узором. Он уселся напротив, даже не спросив разрешения. Приподнял ее книгу и глянул на обложку – «Введение в криминологию. Теории, методы и криминальное поведение», второе издание.
– Ну и как, ты узнала, почему люди поступают так, как поступают? – спросил он.
Привыкнув, что бизнесмены и юристы с Грант-стрит постоянно напрашиваются на знакомство, считая, будто секретарши существуют, только чтобы их развлекать, Мосс и бровью не повела, пока он не показал значок – «Следственное управление ВМФ», о такой службе она никогда не слышала. Но даже тогда первым делом она подумала, не случилось ли чего с матерью или с подружками.
– Мы ищем самых лучших и ярких, – сказал он.
Мосс удивилась – какое это имеет отношение к ней?
– Ясно, – сказала она. – И что?
Он представился как специальный агент О'Коннор.
– Одна из твоих преподавательниц предложила тебя в качестве вероятного кандидата для федеральных служб, – сказал он. – На нее произвела впечатление твоя работа.
– Ясно, – произнесла Мосс, гадая, кто из преподавателей и не подстава ли это. – А у вас нет буклетов или чего-то в таком духе?
– Я хотел предложить тебе работать в особом подразделении СУ ВМФ. Хотел встретиться с тобой лично, прежде чем решу. Я не всегда набираю людей вот так, но у меня уже есть основания полагать, что ты станешь отличным агентом… Хотя все равно нужно в этом убедиться, прежде чем предложить работу.
Может, он пытается что-то продать? Вытянуть ее имя и адрес, а потом забросать спамом и замучить рекламными звонками. Сейчас он попросит двадцать баксов, чтобы «гарантировать место в программе», или попросит сделать пожертвование.
– Мои достижения недостаточно хороши для вас, – сказала она, пытаясь вывести его на чистую воду. – Я и школу-то с трудом окончила.
– Играет роль твое прошлое. Мне интересен твой новый взгляд на жизнь, выбор профессии. Некоторые еле-еле успевают в школе и расцветают в колледже. Это мне подходит. Мне не нужны вундеркинды, которые сгорят через несколько лет. Я читал твою работу по поводу ответственности сильного общества по защите прав незащищенных групп, где самые беззащитные – это жертвы насилия. Ты это откуда-то переписала или сама придумала?
– Я ничего не переписываю.
– Меня тронула твоя работа, – сказал О'Коннор. – Она эмоциональная. Мне нравится твоя пылкость, Шэннон. Думаю, твоя пылкость поможет в нашем деле.
– У меня была подруга, – сказала Мосс. – Именно из-за нее я заинтересовалась криминологией.
– Так уж вышло, Шэннон, что у меня как раз есть для тебя буклет. Сколько тебе осталось до выпуска? Еще год? Если к тому времени ты не растеряешь пыл и решишь пойти к нам на работу, обращайся прямо ко мне.
Свой адрес – Вашингтонская верфь ВМФ, строение 200 – он записал на обороте глянцевого рекламного буклета: люди в ветровках, стоящие в карауле на палубе авианосца. В конце шестидесятых ее отец служил на флоте, на линкоре «Нью-Джерси», но Мосс мало об этом знала.
За месяц до выпуска она отправила в СУ ВМФ письмо со своими документами, как и в местный полицейский департамент и офисы окружных прокуроров Западной Виргинии и Пенсильвании. О'Коннор позвонил через неделю и попросил ее обратиться в Ошену в штате Виргиния, чтобы пройти собеседование. «Разгреби свое расписание», так он сказал. После грез о том, как она поднимается на борт громадных кораблей, прорезающих стальные океанские воды, и воображая, будто в ее крови каким-то образом течет опыт отца-моряка, Мосс удивилась, когда в назначенный день прошла через ворота военного аэродрома Аполло-Сусек и над головой с визгом пролетела эскадрилья «шершней».
О'Коннор набрал двенадцать новичков, и Мосс была одной из трех девушек, а через несколько дней двое ребят ушли, не выдержав режим, который требовали поддерживать инструкторы. Мосс поняла, что речь идет не о собеседовании, лишние отсеются сами. Многочасовые заплывы в бассейне в подводном снаряжении поверх купальника. Бесконечное вращение в симуляторе перегрузок, пока глаза не вылезали из орбит, а она не теряла сознание, но, приходя в себя, снова начинала вращаться.
Кормили рекрутов скудно, а ночевали они в одной комнате на шестерых – один общий туалет, а вместо душа – влажные салфетки. Спартанские условия действовали
