Медиум выхватила из кармана золотой маятник на такой же цепочке и принялась раскачивать его перед глазами Марины.
– Дыши ровно, – голос Аннеты приобрел спокойные и монотонные интонации. – Слушай мой голос. Смотри на меня. Вокруг нет ничего, кроме меня и моего голоса. Мы одни. Мы дышим в унисон. Наше дыхание сливается. Ты в безопасности. Здесь нет враждебных сил, они давно покинули это место. Здесь все погружено в сон. Это большая колыбель, здесь все спит, и ты находишься внутри нее. Тебе тепло, ты устала и хочешь отдохнуть. Ты засыпаешь. Твои веки тяжелеют. Глаза закрываются. Кругом светло и уютно, ты погружаешься в купель добра, спокойствия и счастья…
Лик Аннеты, перед которым мутным пятном покачивался маятник, стал расплываться, превращаясь в дым, и Марина увидела перед собой изуродованное гримасой ужаса и боли окровавленное лицо.
Глава пятая
Явившийся ей в видении человек был молодым азиатом, обнаженным по пояс. Человек надрывно кричал, пытаясь удержать собственные внутренности, вываливающиеся из вспоротого живота. Его раскосые глаза расширились от животного страха, он неуклюже хромал через глубокие сугробы, оставляя за собой кровавый след. Рядом с ним, издевательски хохоча, шел монстр, тот самый, чей образ преследует ее вот уже шесть лет. Высокое тощее тело было скрючено, чтобы легче заглядывать в глаза низкорослой жертве; глаза самого монстра, маслянисто-черные и лишенные зрачков, были разделены длинным глубоким шрамом и пылали ненавистью; длинные узловатые пальцы с мощными когтями были густо выпачканы в крови и несли на себе ошметки свежей человеческой плоти.
Монстр легко двигался за своей жертвой, упиваясь предсмертным ужасом, который испытывал человек в свои последние минуты. Выпотрошенный азиат глядел на монстра обезумевшим взглядом, его голосовые связки не выдержали, крик перешел в надрывное сипение, но несчастный все еще пытался спастись. Теряющая последние силы жертва и сопровождающий ее хохочущий монстр поравнялись с Мариной, и она в ужасе бросилась прочь, но не смогла даже отшатнуться. Веселящееся чудовище прошло сквозь нее, и в глаза бросилась его тонкая серая кожа. Она была цела и невредима, лишь немного заляпана кровавыми брызгами, заледеневшими на сильном морозе. Спустя несколько шагов хрипящий азиат споткнулся и упал в сугроб, забившись в истеричных конвульсиях. Монстр захохотал еще ужаснее, склонился над ним и принялся потрошить жертву, вышвыривая внутренности наружу.
Картинка потускнела, и Марина увидела себя внутри какой-то лачуги. Она точно знала, что это не та лачуга, сгнившие развалины которой находятся в долине сейчас, но строение это стоит на том самом месте. Внутри лачуги, прижавшись спиной к стене, стоит бледная от страха азиатская девушка, облаченная в одежды из шкур. В одной руке она держит какую-то плошку со слабеньким масляным светильником, в другой сжимает копье, которым пытается отпугивать приближающиеся к ней неуклюжие фигуры. Несколько раскосых мертвецов, пуская кровавые пузыри из перерезанных глоток, прижимали к себе вывалившиеся из вспоротых животов внутренности, и одновременно пытались тянуть к девушке окровавленные руки. Их мертвые булькающие голоса вялым безумным подвыванием звали ее присоединиться к их мертвой компании. Испуганная девушка била мертвецов копьем, но вонзающееся в мертвые тела оружие не причиняло им никакого урона. Ближайшим к девушке мертвецом оказался тот самый азиат, предсмертные муки которого Марина видела несколько секунд назад, и раскосая девушка вонзила в него копье. Копье вошло в мертвеца слишком глубоко, и девушка не смогла освободить оружие. Мертвец неуклюже дернулся, вырывая копейное древко из ее руки, и его жуткая застывшая гримаса боли и ужаса искривилась в зловещей улыбке.
Руки мертвецов потянулись к горлу девушки, и тогда она выхватила из своей прически серебристую заколку в форме кинжала, длинную и острую. Девушка с отчаянным криком ударила заколкой ближайшего мертвеца, и тот неожиданно рухнул на пол бесформенной кучей мертвой плоти. Сраженный мертвец растворился, словно состоял из тумана, и молодая азиатка ударила кинжалом следующего. Ходячий труп тоже рухнул, растворяясь, и девушка бросилась в бой. Мертвецы хватали ее за лицо, за горло и волосы, стремясь задушить или выдавить глаза, их пальцы оставляли на ее коже кровавые отпечатки, но девушка не сдавалась. Она вырывалась и наносила мертвецам удар за ударом. Серебряный кинжал легко входил в мертвую плоть, еще легче выходя обратно, и очередной ходячий труп падал, медленно растворяясь в полумраке слабо освещенной лачуги. Перебив всех мертвецов, девушка схватила лежащий в углу заплечный мешок, выскочила из лачуги и бросилась прочь из долины, с трудом пробираясь через густой снегопад.
Картинка вновь изменилась, и раскинувшаяся вокруг Марины долина стала зеленой и по-весеннему цветущей. Яркое солнце, застывшее в безоблачном небе, освещало двух невысоких людей, входивших в долину. Облаченные в одежды из шкур также являлись азиатами, и каждый из них помимо примитивного снаряжения имел с собой шаманский бубен. Первый из идущих был старше своего спутника лет на тридцать, если не больше, и его раскосые глаза внимательно следили за небом. Не найдя в лазурной выси ничего тревожного, старый шаман что-то сказал молодому, и оба продолжили движение. Через несколько минут Марина увидела их возле алтарного камня. Камень был почти белым и высоким, на его стенах виднелись выбитые ритуальные символы, на поверхности было хорошо заметно тщательно отшлифованное углубление в форме кинжала. Шаманы приблизились к алтарю, и более молодой бережно извлек из-за пазухи заколку. Он склонил голову в поклоне, прижимая кинжал ко лбу, и осторожно уложил его в алтарное углубление. Шаманы достали бубны, исполнили ритуальный танец и покинули долину.
Все вновь помутнело, и долина снова оказалась заполнена снегом. На этот раз местные хибары были другими, но стояли на тех же местах. Двери в них были распахнуты, снег вокруг входа был густо истоптан следами босых ног и обильно залит кровавыми лужами. Прямо на стенах хибар, истекая быстро заледеневающей на морозе кровью, висели вниз головами полураздетые черноволосые люди. Их распятые в форме буквы «Х» тела были жестоко выпотрошены, и остекленевшие миндалевидные глаза покойников смотрели на вывалившиеся из вспоротых животов собственные внутренности. Обезображенные гримасами жуткой смерти лица словно вторили душераздирающим крикам, доносящимся из ближайшей хибары. Внутри нее тот самый монстр, издевательски хохоча, склонился над залитой кровью еще живой азиаткой. Его зазубренные когти с неправдоподобным хлюпаньем вонзались в распоротую брюшную полость жертвы и вытаскивали оттуда фрагменты кишечника. Веселящийся монстр показывал извлеченные кишки женщине, издевательски комментируя процесс, и складывал их в кучу так, чтобы видела умирающая. Обезумевшая от ужаса жертва слабо извивалась, и с каждым истошным воплем силы покидали изувеченное тело.
В нескольких шагах от монстра, в слабо освещенном свечой углу, двое выпотрошенных мертвецов, путаясь в выпавших внутренностях, неуклюжими движениями надвигались на молодого азиата.
