Подготовка к XXVII съезду КПСС началась в конце 1985 года, когда Горбачев пригласил к себе в кабинет для первого “мозгового штурма” Болдина, Яковлева, Лукьянова и Наиля Биккенина, много лет проработавшего в аппарате ЦК. Горбачев изложил основные положения, стенографистки записали его слова, а потом группа разбила задачу на части, и каждому достался свой раздел доклада. Работа продолжилась в Волынском-2 – резиденции, расположенной в лесу неподалеку от Минского шоссе к западу от Москвы. Там составители проектов, на время оставившие прочие рабочие обязанности, засели за сочинение доклада, периодически обращаясь к партийным и правительственным специалистам за конкретными данными. Далее предстояло объединить все разделы в одно целое. Пока продолжался этот процесс, несколько раз приезжал Горбачев и принимал участие в правке проектов. “Горбачев деликатно, но настойчиво вел ‘войну’ против заумности, книжности, искусственной красивости”[710]. Он не только терпел споры – он поощрял их. Когда был подготовлен окончательный проект доклада, Горбачев вместе с семьей отправился в короткий отпуск в Пицунду, в роскошную правительственную резиденцию посреди реликтовой сосновой рощи на абхазском побережье Черного моря. Туда же прилетели Болдин с Яковлевым, чтобы еще раз пройтись по тексту вместе с Горбачевым и его женой. С моря дул холодный, пронизывающий ветер. Закутавшись в пледы и сидя в беседке на пляже, метрах в сорока от прибоя, они по очереди зачитывали куски доклада вслух. Болдин записывал все звучавшие замечания на портативный магнитофон, чтобы потом кое-что можно было вставить в речь. Ближе к вечеру все четверо, включая Раису, снова собирались вместе на даче Горбачевых – в большом двухэтажном доме с просторными комнатами и отделанными деревянными панелями стенами. А потом чета Горбачевых уходила на всегдашнюю вечернюю прогулку.
Из Пицунды Болдин с Яковлевым вернулись в Волынское и продолжали шлифовать проект доклада до конца января. После этого они и Вадим Медведев снова приехали к Горбачевым для совместной редактуры уже в другую правительственную резиденцию – Завидово, охотничье угодье к северу от Москвы, неподалеку от Ленинградского шоссе. Там любили охотиться Хрущев и Брежнев, там часто принимали зарубежных гостей. Сами Горбачевы занимали великолепную дачу с изысканной деревянной отделкой и тяжелыми люстрами, а советники расположились по соседству – в пятиэтажном здании, оснащенном огромным бассейном и сауной и увешанном охотничьими трофеями, которые Брежнев коллекционировал сам и презентовал друзьям. Каждый день в десять часов утра все собирались на даче Горбачевых и принимались сообща редактировать текст речи. Вокруг маленького некрашеного стола стояли большие кресла, покрытые кабаньими и медвежьими шкурами. Участники группы обсуждали последний проект “раздел за разделом, страница за страницей, строчка за строчкой”, вспоминал Медведев, и те, кто не участвовал в составлении того или иного параграфа, выступали в роли критиков, а сами составители оппонировали им. В полдень Раиса Горбачева распоряжалась, чтобы принесли напитки и легкие закуски – теплое молоко, конфеты, взбитые сливки с фруктовым муссом, пирожные и приготовленный по особому рецепту кофе, который они с мужем пили из турецких стаканов. Рабочий день продолжался десять-двенадцать часов. Наконец работа была завершена. На прощальном ужине Горбачев вспоминал, как кремлевские соперники пытались помешать ему прийти к власти. А следующим утром супруги Горбачевы вышли проводить своих гостей к машинам. “С большим чувством пожимаем протянутые руки. Так и хочется сказать спасибо, – вспоминал Болдин, затаивший обиду на то, что его помощь просто принимали как должное, – но вроде все-таки эти слова должны сказать не мы”[711].
Хотя стиль Горбачева не имел прецедентов, сущность того курса, который он проводил в первый год своего правления, была отнюдь не новой. Его внутренняя политика началась с печально знаменитой антиалкогольной кампании, которую Политбюро объявило практически через месяц после вступления Горбачева в должность.
Пьянство издавна было бичом для России, а при советской власти эта напасть стала еще пагубнее. В 1914 году, когда царское правительство ввело сухой закон, среднее потребление алкоголя на душу населения составляло 1,8 литра в год. Большевики тоже ненадолго запрещали продажу алкоголя, но в 1985 году средний годовой объем потребления на душу населения, считая “грудных младенцев”, составлял уже 10,6 литра чистого спирта. Хрущев поднял цены на водку и ограничил ее продажу. Брежнев создал комиссию по борьбе с пьянством, однако вскоре потерял к ней интерес – отчасти потому, что, как он однажды сказал Громыко, “русский человек без этого не может обойтись”[712]. При Андропове комиссия возобновила работу, и 4 апреля 1985 года Соломенцев, ее председатель, выступил перед Политбюро с докладом: в 1984 году на улицах было подобрано 9,3 миллиона пьяных; 12 миллионов пьяных задержала милиция; в состоянии опьянения было совершено 13 тысяч изнасилований и 29 тысяч ограблений. Как показывали опросы общественного мнения, 75 % респондентов называли главной проблемой страны “пьянство”. “Пьяная эпидемия охватила нашу огромную страну, и нет ничего страшнее этого”, – жаловался один гражданин. “От водки разлагается молодежь”, – сетовал другой. Экономический ущерб от злоупотребления алкоголем составлял 50–60 миллиардов рублей. Соломенцев предлагал снизить производство водки, крепленых вин и плодово-ягодных спиртных напитков. Он отверг предложения Шеварднадзе допустить поблажки для некоторых регионов (вроде Грузии), где производилось гораздо больше вина, чем водки, и не запрещать людям выработку чачи и араки (не на продажу)[713].
Горбачев счел кампанию против пьянства своим моральным императивом. А еще он полагал, что оздоровление населения и повышение его работоспособности принесет стране экономические дивиденды. Он не прислушивался к тем, кто предупреждал об издержках. Первый заместитель министра финансов Виктор Деменцев предсказывал, что в 1986 году общий объем розничной торговли упадет на 5 миллиардов рублей, а в 1990 году – на 18–20 миллиардов, тогда как убытки для государственного бюджета возрастут с 4 миллиардов в 1986 году до 15–16 миллиардов в 1990 году. А чтобы население могло покупать что-либо еще, кроме алкоголя, хронически отстающее от спроса
