Нет, все это чересчур нарочито.
Раштон расследовал десятки убийств. Все они – результат опрометчивых, необдуманных действий. После тяжелых дневных трудов мужья топят свои горести в вине, ввязываются в драку или ссорятся с женами, а жены, не выдержав постоянных побоев, хватаются за кухонный нож. Смерть настигает свои жертвы и в темных закоулках, и в чисто убранных гостиных с кружевными салфеточками на мебели. Поваленное дерево, проломленная крыша, выскользнувший из рук молоток – все несет гибель. Люди погибают быстро либо по невезению, либо по своей вине. А здесь убийство совершается у всех на виду, в присутствии чуть ли не сотни гостей в бальных платьях и фраках.
В чьем порочном рассудке зародилась мысль превратить убийство в спектакль?
Направляюсь к особняку, вспоминаю, каким путем Эвелина шла к пруду, как она, пошатываясь, будто пьяная, скользила от света к тьме; представляю серебристый пистолет у нее в руках, выстрел, тишину и медленное падение в воду под грохот фейерверка.
Зачем нужен пистолет и револьвер, когда достаточно одного?
«Убийство, которое не выглядит убийством».
Так охарактеризовал его Чумной Лекарь. А что, если… Цепляюсь за обрывочную мысль, вытаскиваю ее из темноты на свет, рассматриваю странное, очень странное предположение.
Оно подходит больше всего.
Кто-то касается моего плеча, и я, вздрогнув, едва не падаю в пруд. К счастью, Грейс хватает меня за руку, обнимает. Должен признать, что это очень приятное ощущение, особенно когда я оборачиваюсь и встречаю любящий, чуть насмешливый взгляд синих глаз.
– Что вы здесь делаете? – взволнованно спрашивает Грейс. – Я вас повсюду искала. Вы не пришли на обед.
Она пристально глядит мне в глаза, и я не могу понять, что она там ищет.
– Я решил прогуляться, – говорю я, чтобы ее успокоить. – Пытался представить, как здесь все выглядело раньше.
Она недоверчиво смотрит на меня своими чудесными глазами, моргает, берет меня под руку, согревает теплом своего тела.
– Сейчас уже и не вспомнить, – задумчиво произносит она. – Гибель Томаса омрачила все приятные воспоминания о Блэкхите.
– Вы в тот день здесь гостили?
– Неужели я вам не рассказывала? – удивляется она, кладя голову мне на плечо. – Я была совсем маленькой. В тот день здесь были почти все нынешние гости.
– И вы стали свидетельницей убийства?
– Нет, что вы! – вздыхает она. – Эвелина отправила всех детей на поиски сокровищ. Мне было лет семь, я ровесница Томаса, а Эвелине было десять. Она вела себя как взрослая, и ей поручили за нами присматривать. – Она погружается в воспоминания. – Сейчас-то я понимаю, что ей больше всего хотелось кататься верхом, но тогда мы с радостью согласились на ее предложение и весело носились по лесу, разыскивая спрятанные клады. А потом Томас куда-то сбежал, и мы его больше не видели.
– Сбежал? И никому не сказал куда или почему?
– Эти же вопросы мне потом задавал полицейский. – Она теснее прижимается ко мне. – Нет, Томас ничего не сказал. Спросил, который час, и убежал.
– Спросил, который час?
– Да, как будто куда-то торопился.
– И не сказал куда?
– Нет.
– В его поведении не было ничего необычного? Может быть, он что-то говорил?
– Нет, он все больше отмалчивался, был на удивление неразговорчив. И вообще, в ту неделю он нас сторонился, ходил какой-то мрачный, подавленный, сам на себя не похож.
– А как он обычно себя вел?
– Чудовищно, как все мальчишки в этом возрасте. – Грейс пожимает плечами. – Дергал нас за косички, пугал, прятался в кустах, а потом выскакивал.
– Значит, в тот ваш приезд он целую неделю вел себя странно? – уточняю я. – Вы точно помните?
– Да, мы приехали в Блэкхит за неделю до бала. – Она вздрагивает, смотрит на меня. – О чем это вы задумались, мистер Раштон?
– Задумался?
– Да. Когда вы усиленно размышляете, у вас появляется очень милая морщинка, вот тут… – Она касается пальцем моего лба у переносицы. – Так о чем же вы задумались?
– Пока не знаю.
– Прошу вас, не делайте этого при встрече с моей бабушкой.
– Мне нельзя морщить лоб?
– Нет, вам нельзя думать.
– Это почему?
– Бабушка не любит мужчин, которые много думают. Она считает это признаком лености.
Холодает. Опускаются сумерки, свет дня убегает от черных грозовых туч в небе.
– Пойдемте в дом, – просит Грейс, притоптывая окоченевшими ногами. – Хоть я и не питаю особой любви к Блэкхиту, но не собираюсь из-за этого замерзать до смерти.
Я задумчиво смотрю на пруд, но не могу подтвердить свою догадку, пока не поговорю с Эвелиной, а она сейчас с Беллом. Придется на пару часов отложить размышления. Вдобавок я с удовольствием проведу это время в обществе той, кто не имеет никакого отношения к сегодняшним трагедиям.
Бок о бок мы возвращаемся в особняк и входим как раз тогда, когда по лестнице сбегает Чарльз Каннингем, задумчиво морща лоб.
– Чарльз, что с вами? – окликает его Грейс. – Прямо какая-то беда сегодня с мужчинами, все думают и думают.
Каннингем обрадованно улыбается, хотя обычно беседует со мной очень серьезно.
– Как хорошо, что я вас встретил! – Он спрыгивает с третьей ступеньки и хлопает меня по плечу. – Простите, я замечтался.
Я отвечаю ему дружелюбной улыбкой.
До сих пор я считал камердинера простым слугой, который время от времени выполнял мои поручения, но в общем преследовал какие-то свои цели и особого доверия не внушал. А вот Раштон воспринимает его совсем иначе, будто черно-белый эскиз окрашивается в яркие цвета.
Грейс и Дональд Дэвис проводили в Блэкхите каждое лето, росли бок о бок с Майклом, Эвелиной, Томасом и Каннингемом. Чарльза воспитывала повариха миссис Драдж, но все знали, что он внебрачный сын Питера Хардкасла, и относились к нему на равных. Заметив это, Хелена Хардкасл велела гувернантке обучать Каннингема вместе с остальными детьми. Чарльза считали членом семьи, поэтому, вернувшись с фронта, Дональд Дэвис первым делом познакомил с ним Раштона, и все трое стали близкими друзьями.
– Что, Рейвенкорт опять раскапризничался? – спрашивает Грейс. – Неужели ему снова яичницы не досталось?
– Нет, не в этом дело. – Каннингем задумчиво качает головой. – Сегодня с утра день пошел наперекосяк. Рейвенкорт сказал мне удивительную вещь, я до сих пор не совсем понимаю, что это означает.
– А что он сказал? – интересуется Грейс.
– Что он не… – Он умолкает, морщит нос, вздыхает и, поразмыслив, меняет тему разговора: – Я вам вечером расскажу за бокалом бренди, когда сам во всем разберусь. А пока мне даже слов не подобрать.
– Вот вы всегда так, Чарльз. – Грейс шутливо топает ногой. – Начинаете что-то рассказывать и останавливаетесь на самом интересном месте.
– Не расстраивайтесь попусту, я сейчас подниму вам настроение. – Он достает из кармана серебряный ключик с привязанной к нему картонной биркой с именем Себастьяна Белла.
В последний раз я видел этот ключ у Дарби, незадолго до того, как бедняга получил по голове, выходя из спальни Стэнуина.
Фрагменты головоломки складываются в одно целое, я занимаю в ней свое место, будто крошечная шестеренка в
