Внутри снова все сжимается, стоит мне увидеть ее – такую маленькую и беззащитную под белыми простынями. Я приседаю на корточки рядом с кроватью и беру ее за руку, стараясь не сдернуть зажим на ее пальце.
– Э-э-э… – Хартли смотрит на наши соединенные руки, затем на мое лицо.
Пустота в ее глазах выбивает почву из-под ног. Она понятия не имеет, кто я. Доктор предупреждал меня, и все же я не был готов, до конца не осознал, что она действительно потеряла память. Этот факт лишь маячил где-то на задворках моих мыслей как что-то малозначительное, не особо важное. Может оттого, что я был слишком самоуверен и думал, что она вспомнит меня несмотря ни на что? Нет, это потому, что я не хотел принять правду. Теперь она обрушилась на меня, и больше нельзя ее игнорировать.
– Это я, Харт. Истон.
Ее глаза округляются, и в них появляется узнавание. Стоп! Она знает меня. Я делаю долгий выдох. Наконец-то снова могу дышать. Почему-то ее присутствие действует на меня успокаивающе.
– Блин, Харт, я так рад, что ты в порядке!
– Ты все время называешь меня Харт. – Она продолжает смотреть на меня. – Это мое прозвище?
Я молчу, потому что до меня вдруг доходит, что никто никогда так не называл ее, и я сам стал называть ее так только после аварии. Мне кажется, благодаря такому обращению мы становимся ближе. Она для меня больше, чем просто Хартли. Она Харт, мое сердце.
Господи! Первый раз в жизни в голову пришли такие сентиментальные бредни. Ни за что и никогда не скажу ей этого вслух.
Так что я лишь пожимаю плечами и отвечаю:
– Это я придумал тебе такое прозвище. Не знаю, называет ли тебя так кто-то еще. – Тут я беру ее руки и подношу к своим губам. Кончики ее пальцев розовые, как у меня. Наверное, ей стало лучше. Правда, несколько ногтей короче остальных. Видимо, сломались во время аварии. Я провожу самым коротким по своей нижней губе. – Эти два дня были для меня настоящим кошмаром, детка. Хотя могло быть куда хуже. Все время себе это повторяю. Все могло быть совсем дерьмово. Ну, как ты себя чувствуешь?
Повисает тишина, и через мгновение она отнимает руку от моих губ. Я смотрю на нее: в широко раскрытых глазах Хартли отражается неподдельная тревога с примесью… страха?
– Хартли? – неуверенно спрашиваю я.
– Истон… Ройал? – она говорит это так, как будто раньше никогда не произносила мое имя вслух.
Черт. Черт!
Хартли действительно не помнит меня.
Ее розовая кожа становится такой же белой, как простыни на кровати.
– Меня сейчас стошнит, – хрипит она и начинает давиться.
Я поворачиваюсь в разные стороны в поисках какой-нибудь емкости. Ничего, кроме отставленного подноса с почти нетронутой едой, не попадается. Я ставлю его на колени Хартли как раз вовремя. Она старается, чтобы ее стошнило на поднос, но это оказывается не так-то просто. По ее бледному лицу струятся слезы.
Выругавшись, я нажимаю кнопку вызова.
– Хартли Райт нужна помощь.
Метнувшись в ванную, я выскакиваю с полотенцем и вытираю ей лицо. Хартли начинает плакать еще сильнее.
– Что мне сделать? – с мольбой спрашиваю я. – Хочешь воды? Или может, мне отнести тебя в душ?
– Уходи. Пожалуйста, просто уходи, – всхлипывая, отвечает она.
Дверь в палату распахивается, и влетает круглолицая медсестра. Ее недавно веселое лицо сейчас выражает предельную серьезность. Она одаривает меня испепеляющим взглядом.
– Можете идти, мистер Ройал.
Медсестра вызывает подмогу, и вскоре палата оказывается заполненной людьми, которые отталкивают меня, чтобы помочь Хартли. Я стою на месте, как идиот, с мокрым полотенцем в руке, в то время как остальные стягивают простыни, приносят салфетки для лица. Один из санитаров хватает меня за плечо.
– Прости, приятель, но мы вынуждены попросить тебя уйти. Пациенту нужны процедуры.
– Но я…
– Нет! – Он даже не дает мне закончить, и я вдруг оказываюсь в коридоре с грязным полотенцем в руках, пялясь на закрытую дверь.
– Ну что, навестил свою подружку? – раздается за моей спиной ехидный голос.
Я разворачиваюсь и сердито смотрю на Фелисити Уортингтон.
– Что ты здесь делаешь?
Она фальшиво улыбается мне.
– Моя бабуля сломала ребро и теперь восстанавливается после операции. Она могла бы умереть из-за своего почтенного возраста и хрупких костей, но спасибо, что спросил.
– Прости, – бурчу я.
Конечно же, и здесь я облажался. От неловкости переступаю с ноги на ногу, ощущая кислый запах рвоты.
– От тебя разит так, словно ты искупался в недельном самогоне и рвоте. Ты что, после аварии ни разу не принял душ?
Я принюхиваюсь: от меня и в самом деле разит. Не потому ли стошнило Хартли? Я сворачиваю полотенце. Рядом с комнатой ожидания есть душевые. Мне не помешает воспользоваться одной из них. Тогда можно будет вернуться сюда и извиниться перед Хартли.
– И чем вы занимались? – Фелисити идет за мной по пятам.
– Спасибо за твою притворную заботу, но я очень переживаю за Хартли и своего брата.
– Когда он очнется, снова впадет в кому, учуяв исходящую от тебя вонь. – Она машет рукой перед лицом. – Поверить не могу, что всерьез рассматривала тебя в качестве своего бойфренда. Ты любишь сквернословить и от тебя скверно пахнет. Бе-е-е.
– Ты перепутала меня с кем-то, кому действительно есть до тебя дело.
Фелисити морщит нос и отступает назад.
– Я бы посоветовала тебе пойти принять душ, прежде чем снова отправляться к Хартли, но это уже вряд ли поможет. Она все равно не узнает тебя. – Презрительно усмехнувшись, Фелисити поворачивается, чтобы уйти.
Как она узнала, что произошло в палате Хартли? Я хватаю ее за руку и разворачиваю к себе.
– И что, черт побери, это значит?
– Фу, не трогай меня! – Она смахивает мою руку.
– Повтори, что ты только что сказала, – требую я.
– Ты не расслышал? – приторно-сладким голосом спрашивает Фелисити. – У твоей девчонки амнезия. Хартли ничегошеньки не помнит, в том числе и то, почему вся твоя семья предпочла бы, чтобы она исчезла с лица земли. Но не волнуйся, милый, я разъяснила ей ситуацию.
– Ты разъяснила ей ситуацию? – в негодовании спрашиваю я.
Если Фелисити переступила порог палаты Хартли и навешала ей лапшу на уши, то я буду душить ее, пока она не задохнется.
– Ты что, еще пьяный? Боже мой, готова поклясться, что так. Вот умора! Наверное, ты до смерти напугал ее. Вонючий здоровый амбал, который признается в своей вечной любви. – Я из последних сил сдерживаюсь, а Фелисити заливается неподдельным дьявольским смехом. – Кто бы мог подумать, что Санта решит сделать мне подарок еще до Рождества!
Фелисити убегает по коридору, и ее длинные волосы развеваются за спиной, словно флаг.
От такой чертовской несправедливости во мне кипит злость. Я не пил ни капли спиртного с вечера аварии. Едва удержавшись от порыва броситься вслед за Фелисити и снести ее с ног,
