Впрочем, Джаффе это было уже безразлично. Мать ушла, сгинула в песках Десола, а с нею и дело Небес, которому он причастился так поздно и служил так рьяно. Сгинула бесследно его вновь обретенная уверенность в смысле бытия.
«Мне будет знак. Непременно должен быть знак».
Джаффа уже решил, что попытается ее разыскать. Бессмысленно, конечно, ждать успеха, помня о необъятных просторах Десола, но по крайней мере он знает, в какой стороне искать. Он возьмет с собою столько еды и питья, сколько может вынести добрый конь, и отправится в пустыню. Либо Небеса укажут ему верный путь, либо его кости, высушенные добела, поглотят вечные дюны Десола.
Джаффа отодвинул кресло и встал, и тогда под сапогами скрипнул песок. Он нахмурился, бросил на стол запечатанное письмо и прошел через комнату к выходу. На колышке за дверью висели казенный пояс с мечом и дубинка, и Джаффа уже привычно коснулся пальцами кожи, когда осознал, что все это ему теперь не понадобится. Меч и дубинка, в конце концов, были собственностью принца.
Словно шепот пронесся по небольшому кабинету. Помещение находилось в глубине кордегардии, вдалеке от всех дверей и окон, но Джаффе тем не менее почудился слабый порыв ветра. Громадная учетная книга блюстителей, которая лежала раскрытой на боковом столике, медленно всплеснула страницами, словно ленивая птица крыльями. Джаффа вдохнул — и ощутил на губах жаркий безводный ветер пустыни.
Песок был повсюду. Не только на полу, куда его могли по недосмотру занести чьи–то сапоги, но и на столе, и на книжных полках. Песок двигался, и крупица за крупицей взмывали, крутясь, словно подхваченные ветром. Серовато–бурое пятно песка скопилось посреди комнаты, поднялось крохотной пирамидкой, а затем стало расти.
Джаффа упал на колени и опустил голову. Груда песка росла, и ее движение сопровождалось заунывным свистом пустынного ветра. Увеличиваясь, она приняла форму, которая вначале отдаленно напоминала грубый портновский манекен, но затем обрела бесспорное человекоподобие. Оказалось, что это молодая женщина, нагая и прекрасная, с гладкой кожей, на которой, однако, остались пестрые россыпи песчаных узоров. Глаза женщины были словно обсидиановые осколки, черные и такие гладкие, что блики свечей, горевших в кабинете, засияли в их глубинах, словно далекие звезды.
— Джаффа, — сказала женщина. Голос ее, а вернее, сухой и скрипучий свист исходил из недр самого Десола.
— Мать, — пробормотал Джаффа и склонился еще ниже, пока не коснулся лбом пола.
— Они оставили меня, — промолвила она. — Все до единого. Все, кроме тебя.
— Я тебя никогда не оставлю.
— Знаю. Встань, Джаффа.
Он поднялся. Женщина подошла ближе, крапчатые узоры перемещались, как живые, под ее кожей. Джаффа гадал, что произойдет, если он коснется ее, — окажется ли ее кожа гладкой, как стекло, или же рука его пройдет насквозь, словно весло через воду? Полные губы женщины дрогнули в подобии того, что могло называться улыбкой.
— У меня есть подарок для тебя, — промолвила она своим древним сухим голосом. Прижала ладонь к животу, и текучий песок ее пальцев проник глубоко под кожу, словно она шарила в собственных внутренностях. Она извлекла наружу некий предмет, и песчинки рябью разбежались вкруг него, точно вода. Поверхность его лоснилась, как будто ее смазали маслом.
Джаффа принял предмет из протянутой руки женщины. То была гладкая маска из чистой стали с двумя прямоугольными отверстиями для глаз. Джаффа взвесил маску на ладони и ощутил ее тяжесть.
— Что я должен сделать?
Зыбкая дрожь пробежала по лицу Матери, словно гребень песчаной дюны колыхнулся, поддаваясь порыву ветра.
— Прежде всего, — проговорила она, — ты должен найти нам корабль.
