Чтобы отвлечься от этой мысли, она стала смотреть на реку. Солнце поднялось уже высоко, утренний туман развеялся бесследно, но, если от дальнего берега и шли сюда баржи, Винтер их разглядеть не могла. Бобби, стоявший рядом, словно прочел ее мысли.
— Еще не меньше часа, сэр, — сказал он.
Винтер кивнула и отвернулась от реки. Взгляд ее упал на солдата, которому пуля угодила в руку. Графф разорвал на нем нижнюю рубаху, кусками полотна перетянул рану, как бинтом, а чтобы повязка держалась прочнее, замотал в нее крупную щепку. Бобби, проследив за взглядом Винтер, едва заметно вздрогнул.
— Ты сам–то как? — спросила Винтер.
Кусок глины, отбитый пулей, рассек пареньку плечо. Винтер заметила темное влажное пятно на мундире Бобби только после того, как бой уже закончился.
— Пустяки, сэр. Честно.
Графф поднялся и подошел к ним.
— Перкинс оправится, но вот Зейтман, когда мы доставим его к мясникам, скорее всего, останется без руки. Что до Финна… — Капрал искоса глянул на юношу с размозженным лицом. — Все это надо бы очистить, но он, стоит мне дотронуться, кричит как резаный. Его надо бы к настоящему хирургу.
— Ты сделал все, что мог, — отозвалась Винтер. — Ступай прими командование над заряжающими.
Трофейные мушкеты, смазанные и надраенные до блеска, лежали рядком на пристани. Группа солдат методично вычищала стволы и один за другим заряжала мушкеты трофейными же патронами.
На другом конце пирса раздался оглушительный грохот — это команда Фолсома перевернула баржу вверх плоским дном, с которого стекали ручьи мутной воды. Вытянувшись во всю длину, баржа перекрывала пристань и нависала над ней с двух сторон. Винтер намеренно выбрала именно эту баржу — из прочного с виду дерева и с бортами в четыре–пять футов высотой. Борта, скорее всего, станут преградой для пуль, по крайней мере выпущенных издалека, и хотя бы ненадолго задержат штыковую атаку. Вкупе с лодками, пришвартованными к пристани со всех сторон, перевернутая баржа послужит более–менее пристойным укрытием от огня с берега. На большее Винтер, учитывая все обстоятельства, и надеяться не могла.
Финн коснулся кровавого месива, из которого торчали осколки металла, и у него вырвался хриплый вскрик. Бобби вздрогнул как ужаленный. Винтер положила руку ему на плечо и увлекла за собой — назад к баррикаде, подальше от импровизированного лазарета.
— Сэр? — В голосе Бобби прозвучала робость. — Я не то чтобы… просто… можно вас кое о чем попросить?
— Попросить?
Бобби остановился. И продолжил так тихо, что никто, кроме Винтер, не мог его услышать:
— Если мне случится… если меня подстрелят… знаете, как бывает…
— Прекрати! — отрезала Винтер. — Всякий знает, что вслух говорить об этом — все равно что напрашиваться. Всевышний обожает иронию.
Бобби передернуло.
— Прошу прощенья, сэр, но это и правда важно. Если… в общем, то самое… вы могли бы мне кое–что пообещать?
— Возможно, — сказала Винтер.
— Не отдавайте меня мясникам! — выпалил Бобби. — Пожалуйста! Лучше вы сами.
— Я не врач.
— Тогда… пускай Графф или кто–то другой, кому вы доверяете, но только не к мясникам! — Паренек взглянул на Винтер, и на его юном лице отразилось отчаяние. — Можно?
В таких случаях Винтер обычно сразу давала слово, а потом при необходимости его так же легко нарушала. Многие солдаты боялись попасть в руки полевых хирургов. Этот страх был естественен для тех, кто хоть раз побывал в лазарете или видел, как сослуживцы покидают его без руки или ноги. Винтер и сама не питала особой любви к медикам. И все же, если бы ей довелось попасть в такое положение, она, скорее всего, предпочла бы жить калекой, чем медленно и мучительно умирать от загноившейся раны.
В обычных обстоятельствах она сочла бы просьбу Бобби заурядной нервозностью перед боем — страхами, о которых он назавтра бы и думать забыл, — однако сейчас в глазах капрала была такая неподдельная тревога, что Винтер насторожилась.
— Графф тоже не настоящий врач, — сказала она, тщательно подбирая слова и пристально следя за лицом Бобби. — Давай–ка начистоту. Если выбор будет такой: либо в лазарет, либо в могилу…
— Лучше умереть, — перебил Бобби. — Обещаете?
Мгновение поколебавшись, Винтер кивнула:
— Да, обещаю. Но и ты уж, будь добр, не подставляйся под пулю, а то я не представляю, как потом объясняться с Фолсомом и Граффом.
Бобби неуверенно хихикнул. Винтер прикидывала, как бы развеять охватившее их мрачное настроение, однако ломать голову не пришлось. Со стороны баррикады раздался выстрел, а вслед за ним крик: «Аскеры!» В один миг на пристани воцарилась суматоха. Винтер услышала зычный рев Фолсома, — перекрывая галдеж, капрал командовал построение.
Она еще раз хлопнула Бобби по плечу и торопливо протолкалась к покатому боку перевернутой баржи, плоское дно которой к центру слегка поднималось, образуя небольшой киль, однако это не мешало обзору. Винтер увидела, как Графф распекает солдата, держащего в руках дымящийся мушкет.
Стало быть, все не так плохо, как она опасалась. Глянув вперед, на пристань, огражденную с двух сторон лодками, и на деревню, Винтер не обнаружила никаких признаков врага. Она отозвала Граффа в сторону и потребовала доложить о происшедшем.
— Оплошка вышла, сэр. Он не должен был стрелять.
— Ложная тревога? — с надеждой уточнила Винтер. Чем позже появятся здесь аскеры Хтобы, тем меньше седьмой роте придется ждать прибытия основных сил.
— Нет, сэр, не ложная, да только их оказалось немного. Я разглядел троих, но, может, была еще парочка. Прятались за домами, вроде как подкрадывались. Ферстейн пальнул наугад, и они бросились наутек.
— Значит, разведчики. — Винтер прикусила губу. — Теперь их командир знает, что в деревне нас нет и мы забаррикадировались на пристани. Может быть, ему не известно, что мы ждем переправы всего полка. Возможно, он ожидает собственных подкреплений.
— Возможно, сэр, — согласился Графф.
— Допустим, что нет.
Винтер окинула взглядом баржу, которую втащила поперек пристани команда Фолсома. Уместиться за ней смогут только восемь, от силы девять стрелков, да и то если встанут плечом к плечу. Огонь выйдет не больно–то частый, даже с изрядным запасом заряженных мушкетов. С другой стороны, враги будут точно так же стеснены
