— Не хочу лишний раз двигать его с места. У вас не найдется ножа?
Винтер кивнула и, порывшись в заплечном мешке, извлекла нож для свежевания с массивной рукоятью, который купила целую вечность назад в Эш–Катарионе, поскольку ей приглянулись узоры, вышитые на кожаных ножнах. Она протянула этот нож Граффу:
— Что–нибудь еще нужно?
— Вода. — Капрал взглянул на месиво, которое представлял собой живот Бобби, и покачал головой. — Хотя предупреждаю вас: я не думаю, что…
— Вода, — повторила Винтер и выскочила из палатки.
В лагере царил хаос, и ей не сразу удалось отыскать котелки с водой. К тому времени, когда она вернулась, Графф уже избавил Бобби от мундира, разрезав вдоль рукавов и распластав их по полу, и теперь трудился над нижней рубахой — в тех местах, где она, пропитавшись потом и засохшей кровью, намертво пристала к телу. Винтер почувствовала неловкость при мысли о том, что это зрелище напоминает об охотнике, который свежует дичь, аккуратно, слой за слоем снимая шкуру и постепенно обнажая кровавую плоть.
Таким же неловким для нее было присутствие Феор, которая слезла со своей койки и теперь сидела, скрестив ноги, на полу неподалеку от Бобби. Ее поврежденная рука до сих пор оставалась перевязанной.
— Феор… — Винтер запнулась, прикусила губу. Выставить ее из палатки сейчас просто немыслимо. Даже хандараи из обозной прислуги наверняка не высунут носа наружу, пока в лагере не стихнет шумиха после боя. — Тебе… тебе незачем на это на это смотреть, — неуклюже закончила Винтер.
Феор словно и не услышала этих слов.
— Он выживет?
Винтер глянула, как Графф все так же терпеливо убирает клочки ткани с рваной раны на животе Бобби.
— Вряд ли, — ответила она по–хандарайски.
— Понимаю. — Феор сменила позу, подтянула колени к подбородку и плотно обхватила их здоровой рукой, но не отвела взгляда.
— Мне нужна вода, — бросил Графф, не поднимая глаз. — Полейте вот тут, где кровь, только очень осторожно. Тоненькой струйкой.
Схватив котелок, Винтер поспешила к нему. Вблизи рана выглядела так, что девушку замутило, и сквозь запах боя, запах пота и пороха, все отчетливей пробивалась гнилостная вонь. Стараясь унять дрожь в руках, Винтер наклонила котелок, и тонкая струйка воды полилась на живот Бобби. Розоватые ручейки побежали по бокам паренька, впитываясь в полы мундира.
Губы Граффа зашевелились, словно он пережевывал что–то жесткое.
— Хватит, — сказал он, по–прежнему не поднимая головы. — Хватит. Добудьте чистое полотно и разорвите его на полосы, а я сниму с него рубашку.
Винтер кивнула и направилась к своему чемодану. Из двух запасных рубашек она выбрала ту, что почище, и разорвала ткань с треском, похожим на отдаленный мушкетный залп. У Винтер были готовы уже с полдюжины неровных полос полотна, когда Графф отшатнулся от раненого, разразившись потоком ругательств.
— Мать вашу, зверя мне в задницу!
— Что такое? — Сердце Винтер мгновенно сжалось. Она обернулась. — В чем дело?
— Да сами гляньте! — пробормотал Графф. — Вот…
Вначале Винтер решила, что речь идет о ране, вокруг которой капрал тщательно вытер кровь, покуда не осталась лишь кровавая рваная дыра в правой части живота. Вслед за тем он расстегнул пуговицы, чтобы снять с Бобби остатки прилипшей к коже рубашки, и тогда…
— Вот оно как, — тихо проговорила Винтер. Взгляд ее скользнул по лицу Бобби — юному, неогрубевшему, не тронутому щетиной женственному лицу, — и сотни деталей в ее сознании со щелчком сложились в отчетливый узор.
— Чтоб меня!.. — выдавил Графф. — Да ведь он…
— Она, — поправила Винтер.
— Она, — тупо повторил капрал. — Я же не могу… то есть я не…
— Продолжай, — оборвала Винтер. — Можно подумать, ты впервые в жизни увидел женскую грудь.
— Продолжать?! Но…
— Потом, — жестко сказала Винтер. — Потом. А сейчас — делай все, что можешь.
Графф поглядел на нее, и девушка приложила все усилия, чтобы ее ответный взгляд выражал полное спокойствие. Капрал судорожно сглотнул, затем кивнул и снова склонился над своим пациентом.
Некоторое время спустя Графф выпрямился. Струйка пота стекала по его лбу, и капрал рассеянно стер ее, оставив на волосах красный след.
— Плохо, — сказал он. — Пуля так и сидит где–то там, внутри, но если стану копаться в ране — выйдет только хуже.
Винтер посмотрела на Бобби. Его, точнее, ее губы беззвучно шевелились, но глаза были плотно закрыты, словно ей снился сон и она никак не могла проснуться.
— Отнести бы ее в лазарет… — начал Графф.
— Это что–нибудь изменит?
— Нет, — признал он. — Скорее всего, нет. У него… у нее слишком сильное кровотечение, и уже началась лихорадка.
— Можешь прикинуть, сколько… сколько еще это продлится?
— Пару часов в лучшем случае, — сказал Графф.
— Она придет в сознание?
Графф устало пожал плечами:
— Я не врач, а всего лишь капрал, который научился кое–как резать и штопать. Хотя сомневаюсь, что даже врач мог бы вам ответить на этот вопрос.
Винтер кивнула:
— Тогда тебе лучше уйти.
— Уйти? — Графф поднял на нее взгляд. — Куда?
— Быть может, еще кому–то в роте нужна твоя помощь. Фолсому по крайней мере.
— Но… — Капрал беспомощно указал на девушку, лежавшую на полу.
— Я побуду с ней, — сказала Винтер. — Не оставлять же ее одну.
Графф отвернулся, но Винтер успела заметить, что на лице капрала промелькнуло облегчение. Она постаралась не винить его в этом.
— Я еще загляну, — произнес Графф, отступая на шаг. — Попозже. А вы можете найти меня и сообщить, если он… то есть когда она…
— Сообщу.
Винтер подтолкнула его к выходу. Когда за капралом опустился полог палатки, она с полминуты устало смотрела ему вслед, а потом повернулась и села около Бобби.
Хотя Графф и перевязал рану самодельными бинтами, на повязке уже проступала кровь. Винтер не сводила взгляда с лица девушки. Оно словно закаменело, исказившись от боли, коротко, по–мужски остриженные волосы слиплись от пота. Винтер отрешенно расправила их одной рукой.
— Только не к мясникам, — пробормотала она.
