Прошлое было призраком, нематериальным и не имеющим над нами власти. Значение имело только будущее.
32. Сварливая жена в пространном доме
В следующий раз в Олений пик я вернулась осенью: Ба-под-холмом умирала. Девять лет она боролась с раком костного мозга. Теперь же бой был проигран. Я только получила место в докторской программе Кембриджа, и тут пришло письмо от мамы. «Бабушка снова в больнице, – писала она. – Приезжай быстрее. Думаю, вы увидитесь в последний раз».
Когда я приземлилась в Солт-Лейк-Сити, бабушка то приходила в себя, то снова теряла сознание. В аэропорту меня встретил Дрю. К тому времени мы были уже не просто друзьями. Дрю сказал, что отвезет меня в Айдахо, прямо в больницу.
Я не была здесь с того времени, как привезла сюда Шона много лет назад. Когда я входила в белый, стерильный вестибюль, то не могла не думать о нем. Мы нашли бабушкину палату. У ее постели сидел дед и держал бабушку за тонкую руку. Глаза бабушки были открыты, она посмотрела на меня.
– Это моя маленькая Тара, она приехала из Англии, – прошептала бабушка, и глаза ее закрылись.
Дед сжал ее руку, но она спала. Сестра сказала, что она проспит несколько часов.
Дрю предложил отвезти меня в Олений пик. Я согласилась. Только когда гора замаячила на горизонте, я подумала, что совершила ошибку. Дрю слышал мои рассказы, но приводить его в наш дом все же было рискованно: жизнь – это не история. Вряд ли они захотят играть те роли, которые я для них написала.
В доме царил хаос. Повсюду сновали женщины. Кто-то принимал заказы по телефону, кто-то смешивал масла или процеживал настои. С южной стороны дома появилась новая пристройка. Там молодые женщины наполняли флаконы и упаковывали заказы для отправки. Я оставила Дрю в гостиной и пошла в ванную – это была единственная комната в доме, которая осталась такой, какой я ее помнила. Выйдя, я наткнулась на худую старуху с вьющимися волосами. На носу ее красовались тяжелые квадратные очки.
– Эта ванная только для руководства, – сказала она. – Девушки из флаконной пользуются туалетом в пристройке.
– Я здесь не работаю, – ответила я.
Она уставилась на меня. Конечно, я здесь работаю. Здесь все работают.
– Эта ванная только для руководства, – повторила она, выпрямляясь во весь свой немалый рост. – Вам запрещено выходить из пристройки.
Она ушла, прежде чем я успела ответить.
Я все еще не встретилась с родителями. Я обошла весь дом и нашла Дрю на диване. Он слушал какую-то женщину, объяснявшую ему, что аспирин ведет к бесплодию. Я схватила его за руку и потащила за собой, прокладывая путь среди незнакомых людей.
– Это действительно твой дом? – спросил он.
Маму я нашла в подвале. Мне показалось, что она просто прячется. Я познакомила ее с Дрю, и она тепло улыбнулась.
– Где папа? – спросила я.
Я боялась, что он болен и лежит в постели. Взрыв повредил его легкие, и теперь он был очень подвержен простудным заболеваниям.
– Забился куда-нибудь, – ответила мама, поднимая глаза к потолку.
Сверху слышался мерный топот.
Мама поднялась с нами в дом. Как только она показалась, несколько работниц кинулись к ней с вопросами от клиентов. Все хотели знать ее мнение: ее расспрашивали, как лечить ожоги, аритмию, недоношенных детей. Мама отмахнулась от всех и пошла с нами. По собственному дому она двигалась, как знаменитость в переполненном ресторане: старалась быть максимально незаметной и неузнанной.
Он буквально нарывался на ссору, чтобы наказать себя за смерть матери. А может быть, за ее жизнь, за тот конфликт между ними, который закончился только с ее смертью.
Отцовский стол по размерам не уступал машине. А вокруг стола царил хаос. Отец разговаривал по телефону: трубку он зажал плечом, чтобы не раздражать свои больные руки.
– Врачи не вылечат вас от диабета, – слишком громко говорил он. – Но Бог может!
Я искоса посмотрела на Дрю. Он улыбался. Отец повесил трубку и повернулся к нам. Дрю он приветствовал широкой улыбкой. Он буквально излучал энергию, казалось, что бедлам, царивший в доме, питает его силы. Дрю сказал, что бизнес произвел на него глубокое впечатление. Мне показалось, что от этих слов отец подрос дюймов на шесть.
– На нас снизошло благословение, – ответил он. – Мы трудимся во славу Господа.
Телефон снова зазвонил. Не меньше трех работников отвечали на звонки, но трубку все же взял отец, словно ждал важного звонка. Никогда еще я не видела его таким живым.
– Сила Господа на земле! – прокричал он в трубку. – Наши масла – это и есть аптека Господня!
От шума в комнате кружилась голова, и я увела Дрю на гору. Мы прошлись по полям дикой полбы и углубились в сосновый лес у подножия горы. Осенние краски успокаивали. Мы гуляли несколько часов, любуясь тихой долиной. Домой мы вернулись ближе к вечеру, и Дрю уехал в Солт-Лейк-Сити.
Через французские двери я вошла в Часовню. Тишина меня поразила. Дом был пуст, все телефоны молчали, никто не работал. В центре комнаты сидела мама.
– Позвонили из больницы, – сказала она. – Бабушка умерла.
Отец потерял интерес к бизнесу. Стал подниматься все позже и позже и делал это только для того, чтобы сыпать оскорблениями и обвинениями. Орал на Шона из-за того, что дела на свалке шли не так хорошо, как могли бы. Учил маму управлять своими работниками. Рявкал на Одри, когда она пыталась приготовить ему обед, и ругался, что я печатаю слишком громко. Он буквально нарывался на ссору, чтобы наказать себя за смерть матери. А может быть, за ее жизнь, за тот конфликт между ними, который закончился только с ее смертью.
Дом медленно оживал. Телефоны снова заработали, появились женщины, отвечающие на звонки. Отцовский стол пустовал. Отец целыми днями лежал в постели, уставившись в белый потолок. Я принесла ему ужин, как в детстве, и, как тогда, снова не поняла, заметил ли он мое присутствие.
Мама носилась по дому с энергией десятерых. Она смешивала микстуры и эфирные масла, давала указания работникам, занималась похоронами и готовила для всех двоюродных сестер и тетушек, которые совершенно неожиданно вспомнили о бабушке. Не снимая фартука, она носилась по дому с телефонными трубками в обеих руках, отвечая одновременно и клиенту, и дядюшке или другу, который звонил, чтобы выразить соболезнование. И все это время отец лежал в постели.
Отец выступил на похоронах. Он двадцать минут читал проповедь об Аврааме. Бабушку упомянул дважды. Посторонним могло показаться, что смерть матери его не коснулась, но мы понимали его лучше. Мы видели, что он
