Но то, что стоит между мной и моим отцом, это не просто время или расстояние. Это перемена во мне самой. Я больше не ребенок, которого воспитал отец. А он все еще отец, который воспитал свою дочь.
Если и был момент, когда пропасть между нами, прорубленная всеми печальными событиями двух десятилетий, стала слишком огромной, чтобы через нее можно было перекинуть мост, то это та зимняя ночь, когда я смотрела на свое отражение в зеркале ванной, не зная, что отец схватил изуродованными пальцами телефон и набрал номер брата. Диего, нож… События той ночи драматичны и страшны. Но главная драма разыгралась в ванной.
Она разыгралась, когда по каким-то непонятным для меня причинам я не смогла отыскать в зеркале ту шестнадцатилетнюю девушку и послать ее вместо себя.
До того момента она всегда была со мной. Как бы сильно я ни менялась, какое бы блестящее образование ни получила, я все равно оставалась ею. В лучшем случае я была сразу двумя людьми – расщепленной личностью. Она была внутри и появлялась каждый раз, когда я переступала порог отцовского дома.
В ту ночь я позвала ее, и она не ответила. Она покинула меня. Она осталась в зеркале. Решения, которые я принимала после того момента, были не ее решениями. Это был выбор изменившегося человека, новой меня.
Этот процесс обретения собственного «я» можно называть по-разному. Трансформация. Метаморфоза. Фальшь. Предательство.
Я называю его образованием.
Благодарность
Я бесконечно благодарна моим братьям, Тайлеру, Ричарду и Тони, без которых эта книга никогда не появилась бы. Вы помогли мне сначала прожить, а потом и написать ее. От вас и ваших жен, Стефани, Ками и Мишель, я многое узнала о семье. Особенно щедро посвящали мне время и делились воспоминаниями Тайлер и Ричард – читали черновики, добавляли собственные детали и всеми силами помогали мне сделать эту книгу максимально точной. Хотя порой наши взгляды и воспоминания расходились, их готовность в точности выяснить все факты этой истории помогла мне написать ее.
Профессор Дэвид Рансимен подал мне идею написать мемуары и стал одним из первых читателей рукописи. Без его веры в меня я никогда не набралась бы смелости взяться за это. Я благодарна всем, кто сделал работу над книгами делом своей жизни и посвятил часть этой жизни тому, чтобы моя книга увидела свет. Спасибо моим литературным агентам Анне Стайн и Каролине Саттон. Спасибо замечательным редакторам Хилари Редмон и Энди Уорду из издательства Random House и Джокасте Хэмилтон из Hutchinson. Спасибо всем, кто редактировал, верстал и придавал моей истории книжный вид. Я бесконечно благодарна Боути Боутрайту из ICM за его неустанные труды. Особую благодарность хочу высказать Бену Фелану, на долю которого выпала трудная задача проверить все факты этой истории. Он справился с ней идеально, с поразительной чуткостью и профессионализмом.
Я очень благодарна всем, кто верил в эту книгу еще тогда, когда она представляла собой лишь кипу отпечатанных на домашнем принтере листочков. Моими первыми читателями были доктор Марион Кант, доктор Пол Керри, Энни Уайлдинг, Ливия Гейнэм, Соня Тейх, Данни Алао и Сурайя Сидхи Сингх.
Мои замечательные тетушки Дебби и Энджи вернулись в мою жизнь в самый важный момент, и их поддержка много для меня значила. Я буду вечно благодарна профессору Джонатану Стейнбергу за то, что он всегда верил в меня. Он нашел для меня безопасную гавань как в эмоциональном, так и в практическом смысле слова, где я смогла написать эту книгу. И я бесконечно благодарна моему дорогому другу Дрю Мичему.
Примечания к тексту
Я сделала ряд сносок, чтобы отметить воспоминания, которые отличаются от моих. Сноски, связанные с двумя историями – ожогом Люка и падением Шона, – особенно важны и требуют дополнительных комментариев. В обоих случаях расхождения весьма многочисленны и разнообразны. Взять хотя бы ожог Люка. Все, кто находился там в тот день, либо видели тех, кого не было, либо не видели тех, кто был. Отец видел Люка, а Люк видел отца. Люк видел меня, но я не видела отца, а отец не видел меня. Я видела Ричарда, и Ричард видел меня, но Ричард не видел отца. Ни отец, ни Люк не видели Ричарда. Как разобраться в этой карусели противоречий? В конце концов, когда все голоса услышаны и музыка остановлена, можно сказать одно: в тот день все видели Люка.
Падение Шона с палеты еще более загадочно. Меня там не было. Я рассказываю об этом по свидетельствам других, но я уверена, что все было именно так, потому что на протяжении многих лет именно так мне все рассказывали многие люди. И Тайлер тоже слышал ту же историю. Он запомнил ее так же, как и я, и рассказал мне спустя пятнадцать лет. Так я и включила ее в книгу. А потом появилась другая история. Никто ничего не ждал. Вертолет вызвали сразу же.
Я бы солгала, если бы сказала, что это неважно, что важна лишь «общая картина», которая неизменна, хотя детали могут отличаться. Эти детали важны. Мой отец либо послал Люка на гору одного, либо нет. Он либо оставил Шона на солнце с серьезной черепно-мозговой травмой, либо нет. Из этих деталей складывается образ отца – и он разнится. Я не знаю, чьим рассказам о падении Шона верить. Более того, я не знаю, чьим рассказам об ожоге Люка верить, а ведь я там была. Я могу вернуться к этому моменту. Люк лежит на траве. Я оглядываюсь по сторонам. Рядом никого нет. Я не вижу тени отца. В моих воспоминаниях его нет. Его там нет. Но в воспоминаниях Люка он там, он осторожно опускает его в ванну и дает гомеопатическое средство от шока. И это все меняет – нет, не мои воспоминания, но мое понимание. Все мы гораздо сложнее тех ролей, которые нам отведены в историях, рассказываемых другими людьми. Это особенно чувствуется в семьях. Когда один из братьев впервые прочел мой рассказ о падении Шона, он написал мне: «Не могу представить, чтобы отец набрал 911. Шон должен был сначала умереть».
Но, может быть, это было не так. Может быть, услышав, как треснул череп сына, увидев на бетоне осколки костей и брызги мозга, наш отец стал не тем человеком, каким мы всегда его считали и каким видели спустя много лет. Я всегда знала, что отец любит своих детей, и любит сильно. Я всегда верила в то, что его ненависть к врачам была сильнее этой любви.
