– И, конечно же, женишься на пухленькой красотке с Лиловой улицы? – поддел его Хом.
Глинс покраснел.
– Нет, Аманда никогда не выйдет за такого как я!
– Почему же? – не понял бывший вор.
Толстяк замялся.
– Ну… она такая… А я ведь был обычным деревенским парнем…
Мы рассмеялись, уж больно забавно выглядел Глинс.
– Друг мой, – проникновенно заговорил Каон, а глаза его загадочно блеснули в темноте, – поверь моему опыту: когда ты потащишь ее в постель, ей будет абсолютно все равно, какое у тебя происхождение! В горизонтальной плоскости все бабы одинаковы, как и мужики.
– Не все, – брякнул Хом. – Есть ведь еще кастраты.
Отряд тихо засмеялся над немудреной шуткой.
Глинс покраснел еще больше. Правда, подкравшаяся ночь надежно скрыла его румянец.
– Она не такая, – пробормотал толстяк. – И вообще! Я даже не знаю, вернусь ли живым из следующего боя.
– Вернешься, – сказал я. Глинс взглянул на меня своими маленькими темными глазами. – Я обещаю.
Парень кивнул, не в силах что-либо произнести. Я же запрокинул голову, глядя на загоревшиеся звезды. Они казались совершенно белыми на темном полотне неба, будто художник, взмахнув кистью, мягко провел по холсту. На душе у меня было спокойно. Похоже, именно сейчас, в этот момент, мне действительно есть за что держаться. Рядом надежные люди, которым я могу доверять, а они беспрекословно верят мне. Мы прошли через десятки часов изнурительных тренировок и готовы ко всему.
Что может испортить этот спокойный вечер?
Со стороны деревни раздался громкий протяжный крик, полный боли. Мы дружно вскочили на ноги. Бросившись к месту обзора, я был готов к худшему. Но не к тому, что увидел после.
В свете выглянувших из-за туч лун было видно, как немолодая женщина, громко рыдая, стоит на коленях у тела мужчины, лежавшего на земле. Оно валялось в пыли прямо посреди улицы, а южане толпились вокруг, равнодушно взирая на мертвеца.
Мужчина действительно был мертв, судя по большому темному пятну на груди. И, похоже, это был тот самый кузнец, что ковал для врагов мечи. Наверное, он стал им больше не нужен, и твари избавились от него. И даже не надо было гадать, чтобы понять, что ждет его семью.
В нескольких шагах от мужа с женой стояла маленькая девочка, в ужасе глядя на труп… отца? Похоже на то. Проклятье!
Южане уже ухмылялись, явно предвкушая, как позабавятся с пленными.
Рядом заскрипели зубами мои соратники.
– Нельзя, парни, – шепнул я, ощущая, как ярость кипит в венах.
Ужасно хотелось броситься туда, прикончить всех до единого. Разве они заслужили жизнь? Разве не убьют они эту девочку и ее мать после того, как жестоко, всем скопом, изнасилуют их?
Мы все знали ответ.
Но не все из нас могли держать себя в руках. К большому сожалению для остальных.
Когда двое солдат бросились к женщине и разорвали на ней платье, а еще один, мерзко ухмыляясь, подошел к девочке и одним ударом опрокинул ее на землю, Рен сорвался. Юноша пулей выскочил из зарослей и помчался к деревне, на ходу извлекая меч из ножен.
– Стой! – крикнул я, но парень не слышал. Оглушенный яростью, он несся туда, где видел непомерную жестокость.
Переглянувшись с Хакином, я тяжело вздохнул и, вынув клинок, побежал следом. Сзади слышался дружный топот.
Отряд никогда не бросит товарища в беде, какой бы смертельной ни была опасность: это правило нам накрепко вдолбил сержант. Пусть мне и казалось, что в условиях реального боя это невыполнимо, но сейчас, пытаясь догнать Рена, я понял.
Отряд – это больше, чем семья. А в семье своих не бросают.
Странно, что южане не заметили его. Похоже, они были ослеплены похотью, предвкушая веселую ночь, поэтому даже часовые отвлеклись на зрелище обнаженной женщины. Еще двое держали ее, не давая вырваться. Даже отсюда я чувствовал ее боль и ярость. А еще – беспомощность.
Чутье было странным умением, возникающим когда угодно. Умей контролировать его, то заранее понял бы состояние Рена и не позволил ему выдать нас.
И спокойно смотрел бы на то, как насилуют ребенка?
Не думаю. Кто-то из нас сорвался бы в любом случае. Возможно, даже я сам. Это было неизбежно. И теперь остается лишь умереть, сражаясь. Иного выхода нет.
Приняв наконец свою судьбу, я успокоился. Когда видишь впереди путь, лишенный зарослей и препятствий, дрожь и слабость проходят, уступая решимости. Если суждено нам погибнуть здесь, то лучше с оружием в руках, защищая тех, кто нуждается в помощи.
Рен сумел заколоть двоих, прежде чем на него обратили внимание. Затем на парня сразу насели трое, а другие уже следили за нами, неторопливо двигаясь навстречу, на ходу обнажая мечи. Многие даже не отвлеклись от созерцания изнасилования, стоило им только подсчитать наше количество.
Шесть человек. Против сотни.
Они улыбались, но улыбки быстро померкли, стоило мне с ходу пробить защиту ближайшего и одним ударом пронзить грудь. Рен впереди уже сдавал под натиском толпы, и я крикнул Хакину, чтобы они пробивались к нему.
Старый моряк понятливо кивнул и бросился в бой.
Я отбил выпад еще двоих, а затем атаковал в ответ, уклонившись от удара и вонзив меч в шею врага. Резко выдернув, ощутил, как кровь окропляет одежду. Солдат напротив меня испуган, ему нет даже двадцати, и он очень хочет жить. Но пощады не будет. Только не им.
Поэтому отбиваю его неумелый удар, а затем лезвием клинка вспарываю живот. Кишки вываливаются на землю, крови слишком много. Парнишка смотрит сначала на меня, а потом недоверчиво – на свои внутренности. Он так и умер, не поверив, что все кончено.
Быстро осмотревшись, я заметил, как хромает Хом, раненный в ногу. Коротышка потерял свою привычную скорость и теперь с трудом уклонялся от мощных ударов, сыпавшихся со всех сторон. Каон ужом вертелся между противниками, раздавая короткие, но болезненные уколы направо и налево. Толстяк Глинс, орудуя двуручником, легко отбивался от врагов и рубил конечности, что-то громко крича.
А вот у Хакина и Рена дела обстояли не слишком хорошо. Старик и юноша, спина к спине, сражались с более чем двумя десятками, и на смену погибшим сразу вставали новые.
Ко мне тоже неслась целая толпа. Враги зло скалились, видя трупы соратников, и готовы были разорвать меня на части.
Позже было даже трудно вспоминать этот бой, не говоря уже о том, чтобы поведать о нем. Отмахиваться от толпы оказалось весьма непросто, и вскоре мое тело покрыли кучи мелких, но болезненных порезов, которые к тому же сильно кровоточили. Пот заливал глаза вместе с кровью от раны на лбу. Она пришлась как раз поверх недавно зажившей царапины, и теперь красная жидкость постоянно попадала в глаза.
Сквозь боль и усталость я видел, как пронзили
