– Блеск… – протренькала голова, выходя из-за хижины. Она принадлежала худой высохшей старухе, длинной, но согнутой почти вдвое и потому едва достающей бомжу до плеча. – Ну покажь, покажь всё-то…
Бомж бережно, любовно отодвинул грязную тряпку, прикрывающую маленькую хижину. Там оказалось много полок – и все они были заставлены самыми разными бутылками: богатство форм, размеров и окраски поражали воображение.
– Знатная коллекция… – вздохнула старуха. – А этикетки мне, да?
Старик добавил новоприобретённые экземпляры в коллекцию и отступил на шаг, любуясь.
– А то, – просипел он.
И они замолчали, погрузившись в лицезрение. Низкое тёмное солнце играло на стеклянных боках и горлышках.
Доктор задёрнул занавески, но окно закрывать не стал. Белая ткань шевелилась на ветру. Доктор выкинул одноразовый шприц, снял халат и повесил в платяной шкаф у двери, вымыл руки. Перед тем как выключить свет, он обвёл кабинет долгим взглядом. Он проработал здесь пятьдесят лет и ни минуты не пожалел о том. Но сейчас… сейчас он больше не чувствует тяги. Полвека он почти не выходит из клиники, даже квартиру купил в доме напротив, чтобы ни секунды не отрывать от дела, от работы. Неужели вся жизнь была ошибкой?
Тяжело как никогда спускался доктор по лестнице. Ему показалось даже, что он ощущает ту неведомую силу земного притяжения. Как будто на плечи навалилась глыба, к ногам привесили чугунные гири…
Тяга не ошибается!
Но человек меняется.
И, в конце концов, возраст. Наверное, пришла старость.
Доктор вышел из клиники, запер дверь. Опустил ключ в карман и медленно зашагал через улицу домой. Просто сейчас его зовёт постель, и ужин нашептывает что-то заманчивое…
Остановившись на середине улицы, по которой тянулись первые прохожие, доктор понял, что он прямо сейчас может повернуться и уйти куда глаза глядят – и даже не вспомнит о постели. Если тяги больше нет, он стал свободен. И может распоряжаться своим временем как хочет!
Тогда он развернулся и пошёл. Тяжело переставляя ноги, направился вдоль улицы. Куда? Его ничто не держало и не тянуло – ни назад, ни вперёд, ни вверх, ни вниз. Доктор просто шагал. Его обгоняли, кто-то нёсся навстречу, огибая грузную фигуру, бредущую посередине тротуара. Пять лет не ходил доктор ни в ту сторону, ни в другую, а только ровно поперёк. Три метра от крыльца до крыльца, от подъезда до подъезда – вот и вся улица. За это время появились новые магазины, вывески, даже, кажется, новый дом – или это старый отремонтировали?
Улица закончилась, началась другая – совсем незнакомая. Доктор шагал и шагал. Ещё одна улица, и ещё… и ещё… Да вот вроде и город кончился, а ведь есть и другие города. Там, впереди, не лес ли? Он не видел леса двадцать лет!
И доктор, покинув город, направился туда.
Как много деревьев! Трава, кусты, папоротник – это же папоротник? А что тут растёт? Да посмотрите, разве это не земляника? Доктор присел, осторожно сорвал толстыми пальцами крохотную алую ягодку и сунул в рот. Покатал языком, надавил… В груди, в районе солнечного сплетения, возникла давно забытая лёгкость. Она стремительно нарастала, охватывая тело целиком. Доктор не успевает распрямиться, повернуться – всё это он делает на лету.
– Хо-хо! – кричит доктор в восторге. Расталкивая замешкавшихся прохожих, он мчится по улицам к клинике.
– Совсем спятил! – кричат вслед.
Санёк поднимается, отряхивает колени. Он всё ещё жив – да сколько же можно! Сколько можно влачить это жалкое существование и когда же оно закончится? Обида и злость одолевают Санька…
И тут его больно толкнули в спину. Молодого человека закрутило, он зашатался, взмахнул руками, ища, за что бы схватиться, но его бережно поддержали под локоть.
– Вы тут? – удивлённо спрашивает Иван Борисович. Он светится и движется дальше, не шевеля ногами, увлекая за собой и Санька. – Вы нашли то, что искали?
Глаза против воли наполнились слезами.
– Не только не нашёл ничего, но ещё и потерял! Себя! – пожаловался Санёк.
– Ну что ж, отлично! – вскричал доктор. – Это повод ещё раз обрести! Вам нужно срочно чем-нибудь заняться. Не хотите ли зайти со мной в клинику и за завтраком обдумать…
Его неудержимо влекло по улице.
– Быть может, я мог бы попробовать медбратом? – застенчиво спросил Санёк.
– Хо-хо! – воскликнул Иван Борисович и понёсся пузом вперёд.
Криво, шатко и валко, но Санёк тоже летит, поспевая следом.
