Гектор Шульц
Ерундистика
Пряслов потянулся, открыл глаза – и увидел печку. То есть он-то знал, что перед ним печка, но любой непосвященный принял бы ее за творение свихнувшегося конструктора. Еще бы! Беленные известью бока едва проглядывали сквозь переплетения серебристых труб, жгуты разноцветных проводов, нагромождения панелей, усыпанных мигающими индикаторами.
Неугомонный деревенский изобретатель Савелий Кузьмич Пряслов был настроен по-боевому.
«Ну что, городские светила, – думал он, отходя ото сна, – слабо со мной тягаться? У вас институты, академии, гранты-шманты, а до такой штуки, как я, не додумались. Скоро на меня свалится все, что положено, – мировое признание, „нобелевка“, а то и памятник при жизни отгрохают. Почему, собственно, нет?»
И то правда – изобретение Пряслова не знало равных. Вчера около полуночи он окончательно собрал аппарат, который должен был пронзить узконаправленным лучом само время, нырнув в прошлое или дотянувшись до будущего. Савелий Кузьмич потратил на свое детище все сбережения, по уши влез в долги, но на современную энергетическую установку денег бы все равно не хватило. И вот тогда в его светлой голове родилась гениальная мысль – получать энергию от оцененной еще сказочным Емелей русской печки!
Все было готово для первого опыта. Оставался пустяк – выбрать, в каком направлении двинуться. Казалось бы, разницы никакой, но Пряслов во всем любил порядок и точность. Наконец, укладываясь спать, он решил: «Если утром встану с правой ноги – луч отправится в прошлое, с левой – в будущее».
Он вновь от души потянулся, потом сел на кровати, спустил ноги – и обе пятки одновременно стукнулись об пол.
«Надо же, какая точность, – весело подумал Савелий Кузьмич. – Миллиметр в миллиметр! Ладно, придумаем что-нибудь другое. Проще всего бросить монетку. Уж тут-то всего два варианта – либо так, либо этак. Орел – выберу прошлое, решка – будущее».
Он встал, отыскал десятирублевую монету, подошел к столу, подбросил ее – и, увидев результат, подумал, что рехнулся. Монета несколько раз подскочила, но после этого не завалилась набок, а встала на ребро!
Пряслов прикинул в уме вероятность этого события. Та была исчезающе мала – ноль, запятая и еще длинный ряд нулей.
– Бр-р-р! – сказал он и, подойдя к умывальнику, побрызгал холодной водой в лицо. Затем начал рассуждать.
«Ерундистика какая-то. Будто кто-то стоит над душой и не дает сделать выбор. Невидимка этакий. А может, у меня действительно крыша поехала? Да ну! – разозлился он на себя. – Что-то рано ты, братец, сдался. Не вышло с монеткой – попробуем по-другому».
Савелий Кузьмич высмотрел на стуле вчерашнюю газету, оторвал уголок и скатал его в шарик. А потом без замаха, одним движением кисти, бросил этот шарик перед собой. Идея была проще некуда: угодит в стену – аппарат проникнет в прошлое, а если, не долетев, упадет на пол – в будущее.
Бумажный комочек наотрез отказался ему помогать, попав аккурат в центр плинтуса.
На полминуты Пряслов впал в ступор. Затем поднял дрожащую руку и вытер со лба обильную испарину.
«Третий знак, – в смятении подумал он. – Стоит ли дожидаться четвертого? Вдруг у того, кто их подает, кончится терпение? Мол, не внял – пеняй на себя! Но кто же это меня предостерегает? Какой-нибудь далекий потомок из будущего? Мол, не лезь к нам – таких дров наломаешь, что потом тысячу лет не расхлебать? И в прошлое тоже не суйся – нарушишь весь ход истории, к чертовой матери! А может, и не в потомке дело. Может, это само Мироздание устроено так, что не терпит вмешательства в заведенный ход времени. Раз предупредило, другой, третий, а потом как шарахнет – и следа от тебя не останется!»
Трясясь, как от озноба, Савелий Кузьмич оделся, встал перед печкой и долго разглядывал окружающие ее конструкции. Потом, в отчаянии махнув рукой, принялся их разбирать.
«Черт с ней, со славой, пропади пропадом „нобелевка“, – думал Пряслов, механически орудуя отверткой, плоскогубцами и гаечными ключами. – Не суждено, так не суждено. Зато Мироздание, язви его в душу, останется довольно, а я буду жить. Просто-напросто жить!»
Он покончил со своим аппаратом за два часа. Отсоединив последний датчик, с трудом подавил поднимающийся из груди всхлип и надел валенки. Вскоре Савелий Кузьмич бесцельно брел по хрустящему снегу на другой конец деревни. Ему было все равно куда идти. Хотелось одного – чтобы утренний морозец привел в порядок разбегающиеся мысли и стало ясно, как жить дальше.
Несколько минут после его ухода в доме было тихо. Потом послышался легкий шорох, и из-за печки высунулся крохотный мужичонка с бородой по пояс, в просторных полосатых штанах, длинной цветастой рубахе и лаптях. Ростом он был не выше петуха.
– Изничтожил-таки свою машину, – вздохнул мужичок, разглядывая громоздящуюся в углу кучу деталей. – Аж совестно, что я такую шутку с тобой сыграл, но куда деваться? Ты, правда, тоже хорош – какое-то Мироздание приплел. Все куда проще, чем кажется. Неужто я должен был разъяснять, что ты ошибся в расчетах и ни на какие переносы во времени твоя штуковина не способна? Только тепло будет понапрасну сосать. А у меня и так то и дело кости ломит, никак нельзя простужаться. Печка – она тебе не для баловства. Она, мил друг, греть должна!
Домовой огладил бороду, хитро прищурился и, обойдя печку, юркнул в известную только ему лазейку.
Владимир Марышев
Выкуп шанахи
Екатерине Лозовик
Случилась эта история не так чтобы давно, но поколений десять с тех пор смениться успели.
Жил в Абердине парнишка по имени Нил – не богатый, не бедный, а только и было у него всего хозяйства, что безрогая корова и две гусыни. Но не деньгами или пастбищами был славен Нил, а своим умением рассказывать сказки. Даже Арианрод останавливала над его крышей лунную ладью, когда он выходил на крыльцо и принимался вспоминать легенды, переданные ему дедом. Каждое словцо льнуло к соседнему, как абердинские красавицы льнули к самому Нилу. Но никому не отдавал он своего сердца – хоть на него заглядывались и купеческие дочки, и племянница городского старосты. Чем не угодили они Нилу? Этого не мог объяснить и он сам – знал только, что ни одна не воспламеняет его, ни одна не вдохновляет на новые сказки.
Отшумела грозами Остара, талые снега сменились вересковыми коврами. Наступила наконец ночь Бельтайна, когда старые боги ходят по земле бок о бок с людьми, а новые отводят глаза, соблюдая негласный уговор между прошлым и будущим. В такую ночь Нил и встретил Айру с рыжей косой и глазами зелеными, как у мельничной кошки. Айра Из-за Холмов – так назвалась она
