– Главное, теперь мы знаем точное число и можем попробовать нейтрализовать невольное проклятье; не думаю, что старушка наслала его на вас намеренно. Значит, сделаем так: с помощью прибора я отправлю вашу квантовую копию по вектору времени именно в тот день и час, когда вы обидели старую даму…
– И я встречусь там сама с собой? – перебила с умным видом Галина, которая недавно посмотрела фильм с подобным сюжетом.
– Нет, об этом я тоже подумал. Вы будете сидеть в засаде поблизости от ресторана, дождетесь, когда выкинут за дверь обиженную, и вымолите у нее прощение!
– А если не простит?
– Надо постараться! Хотите для стимула взглянуть на меня еще раз? – сказал внук-червяк, собираясь распахнуть плащ.
– Нет-нет! – с содроганием отказалась Галина. – Я очень постараюсь! Очень! И если все получится, сделай, пожалуйста, так, чтобы я ни о тебе, ни о проклятом хвосте никогда больше не вспоминала…
У Галины Кабачковой – по сценическому псевдониму Габриэллы Кобач – вдруг странно распухла и даже стала побаливать «мадам сижу». Казалось, что вот-вот вырастет хвост, как хмуро шутила сама Галя, рассказывая об этой своей беде подругам. Как только в районе копчика появилась небольшая шишечка, расстроенная девушка помчалась к хирургу.
– Копчиковая киста, – сказал хирург, внимательно рассматривая рентгеновский снимок. – Хотите посмеяться? Она у вас очень похожа на дождевого червя, такая же круглая и сегментированная.
– Какая-какая? – переспросила Галина, впадая в панику от медицинского юмора.
– Не знаете слово «сегмент»? Видели когда-нибудь гофрированный шланг? Киста точно такая.
– Значит, будете резать?
– Тут, милая девушка, возможны варианты. Если совсем не беспокоит, с операцией можно и подождать, новообразование может не проявить себя годами. Просто не забывайте, что внутри попы у вас маленький хвостик, – позволил себе вольность хирург, погладив взглядом оригинал снимка.
– Спасибо, я подумаю, – вежливо распрощалась с врачом Галина и, почти успокоенная, поехала домой.
Приткнуть машину возле подъезда, как всегда, было негде, и Галя оставила ее в переулочке за домом, хотя в последнее время это тихое место не любила. Ее отчего-то тревожил старый вяз и прижавшийся к нему почти вплотную гараж, поставленный каким-то умником самовольно.
Вот и теперь между стволом и гаражом явно шевельнулась затаившаяся там темнота, и девушке вдруг померещилось, что на земле копошится кем-то брошенный черный плащ!
Кусочек темноты опять шевельнулся, и… навстречу Галине вышла беременная черная кошка. Повела по сторонам равнодушными желтыми глазами и отправилась дальше по своим делам. Ну а Галя облегченно вздохнула и пошла по своим.
Лариса Тихонова
Крайняя ночь
Говорят, в деревне жить скучно. Убийственно скучно. Так-то оно так, но тоска – не единственная причина, по которой можно отбросить копыта аккурат посреди утлых домиков. И в тот унылый осенний вечер я еще не знала, что через пару минут мне будет не до скуки…
Я, как и положено порядочной «сове», в эти самые полвторого стояла перед рукомойником, при свете луны романтично плеща в лицо ледяной водой. Где-то между плесканиями мой взгляд уловил движение.
Туалета в наших деревнях отродясь не бывало. Потому вид шатающейся со сна (или перепоя, кто их разберет?) фигуры, в полвторого ночи взявшей курс на утлую сортирную будочку, привычен, как ход солнца.
Ко мне двигалась сестра. Как и всегда, ее круглое лицо, похожее на побитую оспой луну, ровным счетом ничего не выражало, а взгляд был привычно устремлен в неведомые дали. Я отвернулась и снова побрызгала на щеки водой.
Сеструха, не обладая избытком ума, умудрилась родить раньше, чем окончила школу, и это стало единственным и неизменным предметом ее гордости. Впрочем, дочурка, в отличие от мамы, росла умницей. В свои неполные семь бегло читала, складывала в уме и даже знала таблицу умножения – до пятью пять включительно. Дальше мы с ней пока не добрались. Не берусь судить, оценила ли это сеструха – ее постоянная апатия и полное отсутствие интереса ко всему, что не связано с базовыми потребностями, стали притчей во языцех. Порой мне бывало даже стыдно за нее.
Сестра шкандыбала мимо с привычно-отсутствующим лицом, глубоко засунув руки в карманы разношенной куртки. Ну да, чай не август на дворе, в одних трусах в сортир уже не сбегаешь.
Я проморгалась, разлепляя мокрые ресницы, и с тоской взглянула на дом. Окна тепло светились. С водоснабжением в наших деревнях примерно та же ситуация, что и с канализацией, поэтому посуду моем и чаек пьем по старинке. А именно – нагрел на плите огромный чайник и вперед. Впрочем, вру: сегодня кипятить водичку можно еще и в электрическом монстре, который жрет столько энергии, что выбивает из нашей древней сети все приборы, кроме лампочек. Я как-то не поленилась и посчитала, что с момента покупки электрического чуда наши счета за свет увеличились настолько, что копи мы эти деньги месяцев семь-восемь – смогли бы провести трубу в дом от дворовой колонки. Впрочем, я могла давать свои рациональные советы сколько угодно. А могла не давать их вовсе – эффект был неизменно одинаковым.
Я потерла друг о друга красные окоченевшие ладони.
– Лин! – окликнула я сестру. – Чайник поставь.
Сестра не среагировала. По лени она всегда выходила на первое место с отрывом, на любые предъявы отбрыкиваясь «воспитанием дочки».
– Линка, не будь жлобкой, – добавила я, видя отсутствие рвения.
Сеструха слабо разбиралась, что значит «жлоб», но почему-то считала это слово самым страшным оскорблением, которое может быть ей нанесено. А поруганной она быть ох как не любила – особенно за дело.
Но в этот раз даже «жлобка» не возымела должного эффекта. Более того – пробираясь мимо, сеструха, демонстративно на меня не глядя, ощутимо зацепила мое плечо своим.
– Линка! – возмутилась я, присовокупив к имени сеструхи нечто посерьезнее «жлобки». – Ты не охренела часом?
Вышло достаточно громко – пожалуй, даже громче, чем хотелось бы. Зато Линка наконец соизволила на меня посмотреть. И вот тут я поняла, что дело неладно.
Лицо сеструхи, издалека казавшееся просто бледным, было покрыто чудовищными белесыми пятнами с прозеленью. Оцепенев, я в ужасе разглядывала расплывчатые края ляпухов, будто намалеванных кистью безумного художника.
– А-а… – Линка раскрыла рот, обнажив нечищенные зубы. Ее глаза в синюшных кругах угрожающе сощурились. Не соображая, что делаю, я оттолкнула сестру и опрометью кинулась в дом.
«Засовы, – билось в голове, пока я метровыми прыжками неслась к спасительной двери. – Крючки, замок, засовы…»
Я рванула дверь и спустя мгновение уже громыхала теми самыми засовами и крючками, а в ушах еще звучал полувой-полустон, который издавало нечто, бывшее моей сеструхой.
Когда последний крючок занял свое место в петле, я перевела дух и попыталась сообразить. Ночь только началась, и это плохо – для разгула нечисти еще полно времени. Стены в доме толстые, а на окнах решетки – и это
