не обратили внимания, что я какую–то здоровую штуковину выношу, хотя тогда Петренко дежурил, а у него не проскочишь! И память отменная — наверняка подметил бы, что пришел я безо всякой авоськи. Нет, даже не взглянул… Витя — тот мне сказал об авоське, да и забыл тут же. Мы до трамвайной остановки рядом шли, и больше он об этом не вспоминал. Задумался, наверно, о своих экспериментах…

Он на трамвай сел, а я решил пройтись и подумать — чего там идти–то, три остановки. Если через парк у стадиона срезать, так вообще рукой подать.

Ну, вот, шёл я, курил и думал о тех Витиных словах. О «сказку сделать былью». Что–то ведь он такое изобретал, и Полозков тоже, в одной группе ведь работали!

Только лампа–то тут с какого бока? Какие опыты с ней этот Полозков мог ставить?

А потом я вспомнил сказки, которые Танюхе читал. Самому–то мне в детстве не особенно много рассказывали, не до сказок было, так что я вроде дочке всякие книжки покупал, но и сам нос в них совал — интересно же. Ну вот, было там про всяких… исполнителей желаний. Что Хоттабыч (ты, может, и не слышал даже), что прочие джинны — кто из кувшина, кто из лампы. И чтоб этого джинна вызвать и загадать ему желание, лампу надо потереть. А я ведь как раз стекло–то протирал, когда думал — вот бы время вспять повернуть, — вот и…

Конечно, это у меня не сразу в голове сложилось. Пишу я гладко, а тогда не один день думал, курил, как паровоз, Надюша меня на кухню ночевать выгоняла, так от меня табачищем несло.

И вроде бы гладко получается, только и непонятного много. Почему Полозков, если Вите верить, с этой лампой возился, но ничего у него не вышло? Или вышло, но Витя об этом не знал? Не зря же Полозков тайком этим занимался, не хотел, наверно, чтобы кто–то раньше времени о его опытах узнал.

Откуда лампа взялась? Может, из тех ящиков? Я ее потом получше рассмотрел — не с наших заводов точно, у нас таких не делали. Но почему керосиновая–то? Немцы, может, до чего–то додумались и исхитрились джинна в нее пересадить из кувшина? А зачем?

Одни вопросы, а ответов нет. Я, помню, так измучился, что ночью взялся лампу тереть — думал, вдруг джинн вылезет, вот я у него и спрошу, что за дела такие творятся. Нет, не вылез. И гадай — то ли желание одно–единственное было (хотя вроде как обычно три полагается), то ли дело вовсе не в сказках. Может, этой истории какое–то научное объяснение имеется!

Лампы, кстати, так и не хватились. Даже Полозков ни о чем таком не вспоминал, хотя в подвал шастать продолжал, я нарочно внимание обратил. Оно, конечно, в ящиках и другие лампы быть могли, кто его знает… Но у нас же инвентаризация проходила, как полагается, и опять ничего, будто и не было никогда этой единицы хранения. Обычно, если чего не досчитаются (да хоть ведра), и то шум подымут, а тут — тишина. Впору поверить, что и впрямь волшебство виновато.

Так и осталась лампа при мне. Я, правда, опасался, как бы Надюша ее не выкинула — ворчала всё, мол, зачем эту рухлядь в дом притащил, и так развернуться негде… Но ничего, отыскал местечко, ящиком с инструментами задвинул, чтобы глаза не мозолила, и ладно.

Доставал я ее с тех пор дважды: один раз, когда переезжали, а второй… Тогда у невестки, бабушки твоей, рак нашли. Сказали, не выживет. Мы с Андрюхой и Танюхиным мужем всех на уши поставили, все связи подняли, к лучшим врачам пробивались — те только руками разводили.

Помню, сидели с ними на кухне, горькую пили, потому как больше ничего не оставалось. И меня, видно, с пьяных глаз, как под руку кто толкнул — пошел, достал лампу, в сортире заперся, вроде как покурить, да и зажег ее. Стекло совсем запылилось, я его протирал–протирал, а сам думал — двое детей ведь сиротами останутся. Мы все поможем, не бросим, ясное дело, но без мамки–то им каково придется? И Андрюхе — очень он свою Маринку любит…

Те же самые светила потом только руками разводили: случаются и в медицине чудеса, сила воли побеждает болезни, всё такое. Сам спроси ее или деда, как оно было. Я же думаю, что это я второе желание использовал.

А лампу я тебе оставлю. Мне уже ничего не нужно, а вдруг тебе пригодится, в наши–то времена? Говорят же в сказках, что когда такие лампы хозяина меняют, то он заново может желания загадывать? Ну вот. Может, это и неправда, и желание осталось только одно, так что ты уж не балуйся с лампой.

Верю, что ты поймешь, когда по–настоящему нужно будет фитиль поджечь. Керосин только проверь и стекло как следует протри. И не забывай прадеда.

Ильич

Андрей Фурсов

Сами с усами

(запись, найденная в смартфоне из невостребованной посылки, отправленной без обратного адреса)

#1

Пришелиц сказал что я на карабле. Живу я тут тепер. Сказал висти нивник. Эта нада для планеты. Чтоп спасти. Мне трудна писат. Забыл. Пришелиц сказал ничиво. Вспомниш. Надели шапку с усами и я вспомнил. Даже понил как эта делать кнопками на смарфони. Надо писать. Пра то как папал. Все пра сибя все вакрук.

#2

В рупке сиводня была дискуся. Так пришелиц сказал. Ево началник многа кричал. Гаварил ап какихта дибилах. Пришельца называл дибил. Наверна ево так завут. Гаварил еще о комта. Зачем ты этава дибила припер. Дибил иму гаварит, патамушта пат абстрелам спутникав и пэвэо. Была ноч. Не видно кто дибил а кто умник. Другии пряталис и кидали бутылки. Этат сам в катир прыгнул. Какая разница с кем изык учить. И опыт делат.

Почемута ани пришельцы. Страна. Почти как люди. Началник сказал слава непанятные. Ани много непанятного гаварят. Им нада знать изык этай планеты. Ани учат меня сваему языку. Гаварят есть нюанс. Я никагда не ел нюанс. Эта фкусна?

#3

Как тижело писать многа букв!

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату