Пляска фэйри. Сказки сумеречного мира

осыпаться. В последнем усилии покончить с ним я взял металлическую стрелу, которую вынул в свое время из часов, и наложил ее на тетиву. Я был весь мокрый от пота и тяжело дышал, но чувствовал себя в то мгновение таким живым… – я уже почти позабыл это ощущение. Прицел был верен: стрела вошла в грудь и поразила сердце. Зверь упал вперед, уничтожив бок башни, а затем все строение начало рушиться. Последнее, что я успел подумать: «Если обвал не убьет меня, я буду погребен заживо». В следующий миг я утратил опору и провалился в пустоту.

Однако я не упал, ибо что-то подхватило меня, словно мягкой рукой, и легонько опустило целым и невредимым на землю. Возможно, это было настоящее чудо или магия Мейвы, но ночная птица вернулась. Малая башня была полностью уничтожена и частично обвалилась во двор. Я раскопал завал, но вся структура замка оказалась ослаблена нападением, и с тех пор фрагменты стены то и дело осыпаются, а мост стал очень ненадежен. У меня целая вечность ушла на то, чтобы избавиться от крысьего трупа. Я разрубил его на куски, вытащил за пределы того, что осталось от подпорной стены, и похоронил.

Письмо

Ночная птица оставалась со мной, пока я пытался по мере сил восстановить причиненный замку ущерб. Как только представилась возможность, я сел и написал письмо Мейве и Маглету в отчаянной и, в конечном итоге, провалившейся попытке сказать, как сильно я по ним скучаю. Стоя на башне с Фарго у ног и снова глядя, как улетает птица, я оказался во власти прежних чувств. Со временем они стали лишь сильнее, и я понял, что совсем пропал.

Луна, море, тьма

Вода плещется всего в десяти шагах от внешней стены замка. Много всего случилось с тех пор, как я последний раз садился за записи. Как-то раз, лежа в постели, я увидел через окно спальни двух великанов, мужчину и женщину, которые рука об руку шли мимо. Они остановились у замка и о чем-то говорили гулкими голосами. По тому, как звучали слова, я догадался, что они любуются моим домом, даже в таком, полуразрушенном состоянии. Я снял чары с Зеленого, чтобы освободить от бремени зрения и речи. Его работа закончена, и воистину он сделал ее хорошо. Я оттащил его к озеру, посадил в лодку и оттолкнул от берега. Как же у меня после этого болела спина! Если придут крысы, я не стану с ними сражаться. Подземелье уже захватили песчаные крабы, и когда я сижу, погрузившись в свои тихие мысли, я слышу, как они шебуршат там, подрывая основания Быстротечности. Часть укреплений отвалилась от башни – само по себе дурной знак, зато теперь ничто не заслоняет мне вид на море. К востоку от замка на берег выбросило письмо, которое я уже так давно отослал с ночной птицей. Чернила почти смыло, так что его едва можно прочесть, но я знаю, что оно – то самое, которое я написал. Я так устал.

Звезды падают

Только что пришел. Ходил смотреть, как падают звезды. Они десятками сходили на землю, чертя яркие полосы на фоне темного неба. Я улыбался, глядя на эту красоту. Что бы это могло означать?

Гость

Далеко в океане я увидел огни корабля, а потом – как что-то большое и белое спускается ко мне из мрака. Фарго лаял, как безумный, и скакал во все стороны. Я протер глаза и понял, что это птица, крачка, а на спине у нее восседает маленькая фигурка. Это был Маглет, но уже совсем не мальчик. Он стал взрослым. Я сбежал с башни, чуть не опрокинувшись по дороге. Он ждал меня у моста через ров, и мы очень долго стояли, не размыкая объятий. Он уже выше меня. Он мог остаться совсем ненадолго, потому что это его корабль шел вдоль берега там, в море. Я сделал нам бульон из моллюсков и подал желе из медузы на ломтиках осоки. Когда я спросил, где же Мейва, он покачал головой.

– Некоторое время назад она заболела и так и не поправилась, – печально сказал он. – Но она попросила кое-что тебе отвезти, если когда-нибудь мне представится случай.

Я сдержал слезы, чтобы не испортить радость от встречи.

– Она украла это у одного из Людей на корабле, и сберегла для тебя.

Он извлек небольшой квадратик бумаги и начал его разворачивать, а когда покончил с этим нелегким делом, разложил на столе и тщательно разгладил руками.

– Это День, – сказал он.

И верно, там было ярко-желтое солнце, синее небо, пляж из чисто-белого песка, на который накатывали прозрачные, как хрусталь, бирюзовые волны. Когда Маглету пришло время улетать, он сказал, что сохранил мой топор, и он много раз ему пригождался. Еще он сказал, что на борту корабля много других уилнитов, и у них там вполне приличная община.

Мы не стали говорить друг другу «до свиданья». Он погладил Фарго по голове и взошел на спину своей белой птицы.

– Спасибо тебе, Илин-Ок, – сказал он и исчез.

Если бы не портрет Дня, впору было бы решить, что мне все приснилось.

Прилив идет

Волны уже одолели внешнюю стену, и теперь море плещется вокруг фундамента замка. Я сложил картину с Днем и теперь она живет в мешочке на шнурке у меня вокруг шеи. Фарго ждет меня на башне, откуда мы с ним будем наблюдать последние мгновения Быстротечности. Но я хочу записать еще несколько мыслей, прежде чем отправлюсь к нему. Когда я впервые стал собой – Илин-Оком, – меня очень беспокоило, хорошо ли я выбрал себе дом, но теперь, полагаю, не осталось уже ни малейших сомнений: Быстротечность воистину была всем, о чем я мог только мечтать. Точно так же я много раз спрашивал себя, правильно ли живу, но теперь, в мои последние минуты, воспоминания о том, как шепотом лает Фарго, как волнуется сердце в пылу битвы с крысами, как чудесно рыбачить на озере, о лике Луны, о вкусе ежевики, о ветре, о честной и прямой натуре Зеленого, о мальчике, держащем меня за руку… о том, как летать на ночной птице, как возлежать рядом с Мейвой на ложе из створки мидии – все они затопляют меня, как прилив. Что же это все значит? Какой смысл несет? – спрашивал я себя всю дорогу. И отвечал: – Это значит, что ты прожил хорошую жизнь, Илин-Ок.

Я слышу, начали рушиться стены. Надо торопиться. Я не хочу ничего пропустить.

Джеффри Форд – автор трилогии, состоящей из романов «Физиогномика» (лауреат Всемирной премии фэнтези 1998 года), «Меморанда» и «Запределье». Его самая свежая