Но недолго пришлось ему страдать в одиночестве. Вопль ужаса рассек гордиев узел отчаянных мыслей. Бросившись на крик, тригониец столкнулся на лестничной площадке со рвущим на себе волосы истерянином.
— Что случилось? Что?!!!
Лишь пара увесистых затрещин привела в чувство мятущегося музыканта. Истерично всхлипывая и заикаясь, он поведал, что бесследно пропал менеджер их команды. А какие репетиции без заботливого «папочки»!
Вспомнив и вновь пережив предстоящий позор от срыва выступления, истерянин беспрепятственно вошел в пике второго приступа паники.
Тригониец и не думал мешать ему наслаждаться личной драматизацией. С отвисшей челюстью он созерцал в окно следующую сцену: через подоконник соседнего дома с отчаянным криком перелетело птицеподобное существо и с грохотом ударилось о землю. Понадобилось несколько минут напряженного размышления, чтобы классифицировать субъект. Нечасто жители планеты Орнитоптера отправлялись в межгалактические странствия. Мучимые непомерным самолюбием, они твердо верили в собственную исключительность. Негоже летающим созданиям доверять покорение пространства какой-то там технике! Лучше синица в лапе, чем металлический недожуравль в небе. Орнитоптерцы предпочитали гордо бороздить небо родной планеты. Недалеко, но сами!
Чувство исключительности не позволяло разумным пернатым выходить из сложных ситуаций иначе, как через самоубийство. Но чрезмерная любовь к себе останавливала любой прорыв к смерти на полпути. В результате трагедия превращалась в фарс.
Припомнив и осознав, тригониец с ухмылкой наблюдал «оживание» распростертой внизу птицы. Со стоном она отлепила огромные крылья от безжизненной эвридианской земли, открыла один из трех глаз и с протяжным стоном встала на две неуклюжие короткие лапы. С недоверчивым изумлением воззрилась на второй этаж, откуда и выпрыгнула. Оттуда доносился разгневанный клекот. Очень скоро выяснится, что половина музыкантов, прибывших-таки на искусственном летающем аппарате с Орнитоптеры, как в воду канула! И лишь десяток перьев остались единственным доказательством их недавнего пребывания на злосчастной Эвриаде.
В атмосфере планеты носился и нарастал запах межгалактического скандала. К концу третьих суток канула в Лету ровно половина гостей праздника искусства. К началу четвертого дня остались только в памяти свидетелей еще добрая четверть прибывших иномирян. Оставшаяся часть спряталась в одном из зданий, которое имело, по общему психотизированному мнению, самый неприступный вид. Заложив окна и двери, небольшая толпа из диковинно различных существ вынуждена была плюнуть на все различия и несходства, забыть давние обиды и разногласия. Угроза загадочной, но предположительно страшной участи, выставила ценность всякой жизни в положенный, но подзабытый приоритет.
Остаток четвертого дня и ночь прошли в условно спокойной обстановке. В спокойной, потому что никто никуда больше не исчезал. В условной, поскольку тишина и бессобытийность касались исключительно мира внешнего. В душах же созданий, соединенных общей бедой, царил полнейший хаос, а варианты развития событий соперничали друг с другом, рисуя картины, одна ужаснее другой, на тему апокалиптической обреченности.
Но новорожденные эвридианские солнца преподнесли совершенно нежданный сюрприз. Вернее, сюрпризы.
На планете, а точнее, именно в этом городе, появилась жизнь. Нет, речь шла не о трясущихся в добровольном заточении пришельцах. Но о неизвестно откуда появившихся обитателей Эвриады!
Они приходили неожиданно. Звонили в двери. Шли по улицам. Гуманоиды и негуманоиды, но точно не из числа пассажиров межгалактического лайнера. Узнаваемые обитатели известных планет. И абсолютно новые формы разумной жизни.
Засевшие за баррикадами уцелевшие гости фестиваля потрясенно разглядывали прежде неведомые, странные, отталкивающие или прекрасные, создания.
Каждый из напуганных наблюдателей перебирал в уме многочисленные облики жителей мирозданческих планет, и не находил сходства. Он понимал, что не зря величайшие ученые всех Галактик утверждали: неоткрытых, но заселенных разумной жизнью планет не счесть! Фантастика, да и только! Но нет, вполне себе нескучная реальность, спокойно вышагивающая меж депрессивных домов!
Однако скоро улицы опустели и интерес угас. И когда последний, самый любопытный взгляд вернулся в пределы комнаты, то отразил осознание: никого, кроме его непосредственного владельца, в ней нет.
А вскоре и его не стало. Выскользнувшие из углов тени облепили несчастного и погрузили в мрак обморочного забытья…
Эвридианский день пронесся над городом неистовой бурей оранжевого света. Пустынные улицы безразлично жарились в лучах пяти раскаленных солнц. Что творилось за плотно закрытыми дверями и занавешенными окнами, оставалось тайной.
Но едва бессчетные здания нырнули в густой туман фиолетовой ночи, произошло невероятное. Город словно ждал от природы знака для начала действа. И с его получением обратил все тайное в несомненную явь.
Двери распахнулись, окна раскрылись. Толпа хлынула на улицы. Среди блуждающих в тумане существ внимательный наблюдатель легко опознал бы граждан многих планет. И с удивлением обнаружил бы совершенно неведомых персонажей.
Все они бродили в фиолетовой гуще, будто не замечая друг друга. Взгляды созданий были погружены в себя. Наконец некоторые из них стали возвращаться в квартиры. Причем первые шаги с улиц отмечались неуверенностью, которая, однако, с каждым новым шагом становилась все меньше и меньше. И квартирная дверь открывалась перед ними самостоятельно, подчиняясь силе их верного выбора.
Каждая квартира собирала в себе определенное количество существ. И все они были похожи внешне, подтверждая свое единое планетарное происхождение. Если бы посторонний наблюдатель заглянул в окно одной из квартир, то увидел бы следующее.
На полу, поджав под себя ноги, сидели пятеро гуманоидов. Внешний вид определял их принадлежность к цивилизации с планеты Земля. Некоторое время они отрешенно молчали, слушая свой внутренний голос. Тишину нарушили осторожные шаги. В комнату вошел шестой землянин. С таким же отстраненным видом он подобрал сложенные в углу странные музыкальные инструменты. На секунду всякий раз замирая, прислушиваясь к голосу в своем сердце, он раздал инструменты сидящим на полу гуманоидам. Некоторое время они созерцали их, ничего не делая. И вдруг, повинуясь внутреннему порыву, одновременно захватившему их всех, стали играть.
Дивная мелодия разлилась вокруг. Рожденная из глубин соединенных душ, она впитала тишину и приобрела еще больший объем и красоту.
И, словно дождавшись требуемого знака, из открытых окон домов полетела прекрасная музыка. Разные, непохожие, но одинаково гармоничные мелодии не угасали в тумане, но расцветили его. Эвридианская ночь вспыхнула множеством ярких красок, заиграла переливами оттенков поразительной чистоты. Музыка и цвет царили на Эвриаде.
— Музыкальный фестиваль открыт!
Молодой землянин, раздавший собратьям инструменты, радостно улыбался. Улыбками светились и лица новоявленных музыкантов.
— Как же мы назовем нашу группу? — спросил юноша.
Мгновение, и внутренний голос дал каждому один и тот же ответ.
— Туран! — хором воскликнули земляне. И продолжили играть.
Девять бесплотных фигур из ослепительного
