– Может, я и лыс, – буркнул я в ответ, – но не настолько уж омерзителен, чтобы в меня не могла влюбиться привлекательная девушка. Жалко, нет с собой фотографии Бернадетты. Ты бы сама убедилась. Мы с ней чуть не поженились. Ей всего тридцать и…
– А зубы у нее свои?
– Да, свои, – не заметил я очередную колкость. – Видишь ли, в ее челюсть не попадал осколок снаряда, и ей не пришлось после этого еще пять дней проторчать раненой в окопе под огнем противника, – меня вдруг затрясло от ярости.
– Дэн, прости, пожалуйста. Я этого не знала, – извинилась Алиса.
Но меня уже понесло:
– И вообще, – продолжал я орать, не обращая внимания на ее извинения. – Что тебе еще не нравится, кроме моей лысины и вставной челюсти? Может, то, что именно мне пришла в голову идея, которую поддержали все, включая президента? Или то, что я смог обойтись без десяти тысяч пехотинцев? Тогда какого черта ты пошла со мной? Не потому ли, что твой папаша-генерал решил отхватить кусочек славы? Что же это такое, как не милитаристский паразитизм? Более того… – Я продолжал бесноваться, не давая ей вставить ни единого слова. И орал при этом, оказывается, так громко, что на вопли сбежались любопытные. Какие-то мужчина и женщина внимательно смотрели на нас с обочины. Я сразу заткнулся, но было поздно, и как только мы поравнялись с ними, мужчина сказал:
– Эй, новичок, ты чего такой сердитый? – Он протянул мне бутылку. – На вот, выпей. Помогает от твоей хвори. У нас тут в Мэрадленде не принято ругаться.
– Спасибо, не надо, – сказал я в ответ и попытался обойти их, но женщина – помесь Джейн и Лилиан Расселл – обвилась вокруг моей шеи и заворковала:
– Пойдем со мной, лысенький. Ух какой ты милашка! Выпей Пойла и пошли. Мы идем на праздник Плодородия, на ферму Джоунза. Туда придет сам Поливайнозел. Он сегодня ночью снизойдет до нас, простых смертных. Мы с тобой займемся любовью и заложим основу хорошему урожаю. Я ведь там не какая-нибудь… Я нимфа Поливайнозела, ты не думай.
– Простите, – сказал я. – Но мне надо идти.
Вдруг на голову мне полилась струйка какой-то жидкости. Сначала я не сообразил, что это такое, но учуяв запах Пойла, рассвирепел. И пока мужчина продолжал поливать мою лысину Пойлом, я освободился из объятий его подруги и швырнул эту даму прямо в него. Оба повалились на землю, а я схватил Алису за руку и помчался по дороге.
Пробежав с четверть мили, я перешел на шаг, чтобы отдышаться. Сердце готово было выскочить из груди, голова превратилась в чугунный колокол. Видно, даже после тренировок я не был готов к подобным нагрузкам.
Впрочем, когда я заметил, что и Алиса чуть жива, настроение мое улучшилось.
– Они нас не преследуют, – сказал я. – И знаешь, мы с такой легкостью передвигаемся по Зоне, что пожалуй, рота морской пехоты могла бы сегодня ночью…
– Мы уже четыре раза пытались, – оборвала меня Алиса. – Дважды днем, дважды – ночью. Первые три отряда пропали без вести, а что случилось с четвертым, ты видел сам.
Некоторое время мы шли молча. Потом я сказал:
– Послушай, Алиса, давеча я не сдержался и едва не накликал на нас беду. Так может, нам лучше забыть прошлые обиды и начать все с начала?
– Нет уж! Я, конечно, постараюсь с тобой не ссориться, но уволь меня от «приятельских отношений». Может быть, когда я отведаю Пойла, ты мне и начнешь нравиться. Но это вряд ли.
Убедившись на собственном опыте, что язык мой – враг мой, я промолчал.
Воодушевленная моим молчанием, – а может, заинтригованная – Алиса продолжила:
– Кстати, вполне может случиться так, что нам придется в конце концов пить Пойло. Воды у нас нет, и если жажда мучит тебя так же, как меня, то я представляю, как тебе нехорошо. А нам еще часов четырнадцать, если не все двадцать, обходиться без воды. Да еще при этом постоянно двигаться. И что с нами будет, если, допустим, придется пить по необходимости, а вокруг не будет ни одного источника влаги, кроме зараженной реки? В конце концов, Пойло ведь не смертельный яд. Давай представим себе такую ситуацию.
Судя по всему, если мы выпьем Пойло, то самое страшное, что нас ждет, – это беспредельное счастье. Ведь неизвестная нам субстанция – называй ее Пойлом или еще как-нибудь – на самом деле хитроумнейший из всех известных наркотиков. Он, как и другие наркотики, дает ощущение постоянного счастья, но в отличие от них не только не вредит человеку, но приносит ему массу благ…
Я не мог больше молчать:
– Это очень опасный разговор!
– Вовсе нет, мистер Темпер! Я излагаю только факты.
– Мне это не нравится.
– И что же вас так смущает?
– Меня ничего не смущает! – сказал я немного тверже. – Лично мне нечего стыдиться. Но наркоманами были мои родители. Отец умер в государственной больнице штата. Маму вылечили, но она сгорела, когда в ресторане, где она работала, вспыхнул пожар. Оба похоронены на старом Мелтонвиллском кладбище в пригороде Онабака. Когда я был моложе, я приходил к их могилам ночью и выл от горя на небеса, которые были столь несправедливы к моим родителям…
– Мне очень жаль, Дэн, что так случилось, – тихо, но твердо сказала Алиса. – Но не кажется ли тебе, что ты переигрываешь с сентиментальностью?
Я сразу умолк.
– Ты права. Просто ты все время хочешь уколоть меня, и я…
– …И ты решил обнажить передо мною душу? Нет уж, Дэн, спасибо. Хватит с меня нагих тел. Я не хочу обижать тебя, но наркотики и Пойло – совершенно разные вещи, потому что человек, употребляющий Пойло, не деградирует.
– Откуда ты знаешь? С тех пор как они пристрастились к Пойлу, прошло совсем немного времени, чтобы делать какие-то выводы о его воздействии на организм. И потом – если здесь все такие здоровые, жизнерадостные и добрые, то почему же Поливайнозел хотел тебя изнасиловать?
– Я вовсе не собираюсь защищать этого осла, – сказала Алиса, – но, Дэн, неужели ты не чувствуешь, насколько отличается здешняя психическая атмосфера от обычной? У них тут нет никаких барьеров в отношениях между полами. Мужчины и женщины делают все, что им заблагорассудится. И никто никого ни к кому не ревнует. Вспомни сам, что говорила та девица, похожая на Джейк Расселл. Она сказала, что Поливайнозел волен выбирать себе
