Имеет ли она право продолжать эти поиски, если за них расплачиваются ни в чем не повинные люди?
Тут у нее мелькнула другая мысль.
Магазин «Раритет» подожгли именно тогда, когда они с Арсением туда направились, не раньше и не позже. Изабеллу Романовну убили тоже во время их визита. Револьда Марксэновича прикончили буквально у них на глазах.
Как это можно объяснить?
Либо у убийцы не было этого списка и он находил владельцев злополучной книги, идя по их с Арсением следам. Либо он нарочно подгадывал нападения ко времени их визита, чтобы подставить их в качестве подозреваемых или… или чтобы запугать их, остановить, заставить прекратить поиски!
И с Арсением он добился своего.
Но в любом случае чем бы ни руководствовался убийца – он каждый раз точно знал, когда и куда они с Арсением направляются, и опережал их на полшага… как ему это удается?
Вета почувствовала холодок между лопаток и инстинктивно оглянулась.
Улица позади нее была пуста.
Но это ничего не значит – в наше время существуют такие способы слежки, которые практически невозможно заметить! К ее одежде или к одежде Арсения могли незаметно прицепить какой-нибудь крошечный маячок…
Впрочем, за эти дни она не раз переодевалась, что же – ей каждый раз заново прицепляли электронную метку?
Одно только ясно: если она все же хочет найти книгу и расшифровать записку из тайника, нужно действовать совершенно по-другому! Нужно как-то перехитрить убийцу…
Приходилось признать, что это будет очень трудно, если не невозможно. Ведь она, Вета, ничего о нем не знает, а он знает о каждом ее шаге…
С этими невеселыми мыслями Вета дошла до метро.
Спустилась по эскалатору, вошла в вагон, устроилась на свободном месте. Прямо напротив нее над окном вагона была размещена реклама собачьего корма.
Две грозные собаки палевого цвета бежали перед мужчиной средних лет с благородной сединой на висках к огромной миске с кормом. Чуть выше располагался текст:
«Заводчик стаффордширских терьеров Александр Скоробогатов рекомендует этот корм!»
Вот откуда ей знакомо это имя! Реклама корма в последние дни расклеена на каждом шагу, и везде красуется этот Скоробогатов!
Интересно, это тот самый четвертый человек из списка или просто его однофамилец?
Скоробогатов из списка живет в центре города, на Казанской улице, а заводчики собак обычно селятся за городом. Но из всяких правил бывают исключения.
Во всяком случае, это не так уж сложно проверить!
Добравшись до дома, она открыла дверь своими ключами.
Встречи со свекровью, однако, избежать удалось – не то чтобы Вета ее боялась, просто не хотелось начинать пустой, бессмысленный разговор. Свекровь хоть и подвинулась на том, что жизнь состоит из процессов, однако далеко не дура и сразу поймет по Ветиному виду, что она все знает про мужа. Она и раньше пыталась как-то вызвать Вету на разговор, что-то выяснить. Волнуется или вид делает. А вот интересно, подумала Вета, на чьей она стороне? Небось сыночка своего дорогого во всем одобряет, новую невестку ждет не дождется! А что, та моложе, эффектнее и одевается лучше!
От этой мысли Вета явственно заскрипела зубами.
В прихожей было пусто, но обострившимися за последнее время чувствами Вета поняла, что там только что кто-то был. То есть свекровь, конечно, отиралась в коридоре, а услышав звяканье ключа, предпочла удалиться. Вета сняла туфли и на цыпочках подкралась к двери свекрови. И удовлетворенно улыбнулась, услышав за дверью тяжелое дыхание. Впервые за все девять лет совместной жизни не Вета боится свекрови, а та предпочитает не встречаться лишний раз с невесткой! Что ж, несмотря ни на что, это радует…
Более не таясь, Вета прошагала прямиком в свою комнату и, чтобы успокоиться, достала из ящика стола заветную тетрадь.
Снова буйная ватага Степана Разина была разбита царевыми стрельцами, на сей раз под командой воеводы князя Долгорукова. Казаков не меньше семи сотен саблями порубили, пиками покололи, из пищалей застрелили, а татар и мордвы – вовсе без счета. Кого не убили – в железо заковали, в Москву на суд повели. Простой люд плетьми били да в рабство продали, зачинщиков да старшин лютой смерти предали, плахами да виселицами города заставили.
Малые остатки Степанова отряда пробирались глухими лесными тропами, надеясь выйти к Волге-матушке и скрыться среди гулевого, непутевого волжского люда, как это не раз уже удавалось.
Шли со Степаном Тимофеичем ближние его люди, старые боевые товарищи, жена его невенчанная Алена, по прозванию Ватажница, да еще с десяток человек.
И среди этого малого отряда шел мальчонка странный – немой, с круглым гладким лицом, с васильковыми глазами. Давно прибился этот мальчонка к Степану Тимофеевичу, привыкли к нему казаки и уж не замечали. Неизвестно, чем он жил – даст кто кусок хлеба, он и доволен, а не даст – тоже не жалуется. Халат его пообносился, позолота с него давно слезла, но глаза все такие же спокойные, безмятежные, как будто такое он знает, что никому другому не ведомо. Идет мальчонка вровень с матерыми казаками, не отстает от них, не устает, не жалуется. Да и то – кто будет его жалобы слушать? Самим бы от смерти уйти!
Идут казаки по лесной тропе, идут почти наугад: нет с ними на сей раз опытного проводника. И почти по следу за ними идут стрельцы воеводы Долгорукова, вот-вот догонят.
На одном из переходов верный Степанов есаул Васька Ус остановил атамана и сказал, не глядя ему в глаза:
– Ты меня знаешь, Степан Тимофеевич, я тебе предан, как собака верная, любого за тебя на куски порву, но я тебе слово поперек скажу: надобно от твоей казны избавляться. Больно тяжела твоя казна, с ней нагонят нас княжьи люди.
Сперва осерчал Степан на есаула, схватился за свою саблю:
– Столько за нее душ загублено, столько честной казацкой крови пролито – и чтобы оставить?
Но Васька глаза поднял, прямо на атамана посмотрел – и остыл Степан Тимофеевич, одумался.
– А и правда твоя, Васька! Живы будем – новой казны добудем, чего ее жалеть! Была бы голова на плечах, была бы сабля остра, а все остальное приложится. Только я эту казну не брошу просто так, чтоб досталась она царевым жадным воеводам. Я ее в тайный клад положу, в тайный схрон схороню, и не простой схрон, а заговоренный, на три головы христианские заколдованный!
– Что ты такое говоришь, Степан Тимофеевич? – спросил есаул, перекрестившись. – Ты же христианин, в Святую Троицу веруешь, Николаю-угоднику дорогие дары приносишь! Как же можешь такие басурманские слова говорить?
– Я, Вася, не только слова говорю – я и дела делаю! Почему, думаешь,
