Васильев предупредил их перед этим, что активирует минные поля только тогда, когда немцы завязнут перед их позициями основной массой. А до этого нужно держаться.
Немецкая пехота несла большие потери от пулеметного огня, не в силах что-либо противопоставить танковым пулеметам, но продолжала атаковать передний край, в свою очередь выбивая минометами пулеметные расчеты, расположенные в траншеях. Численный перевес, причем серьезный, был на стороне врага. К тому же Гришин не знал, сколько еще сил они готовы бросить в бой. А минут через двадцать появились танки, и экипажи трофейных танков переключились на них, ослабив оборону сразу на несколько пулеметов. В бой уже включились автоматчики. Степан окинул взглядом поле перед позициями его роты и на глазок прикинул, что атаковали их не менее четырех десятков танков и с батальон пехоты. Причем к пехоте все время подходило подкрепление со стороны леса. Васильев, увидев это, переключил огонь минометной батареи и гаубиц на опушку, пытаясь отрезать подход резервов. Но наверняка за лесом сейчас двигались и танки. Вопрос лишь в том, куда они повернут – на Сергеево или на Истомино? Бой разгорался. Уже горели два их трофейных танка, хотя в поле чадил десяток их бывших собратьев. Разбиты обе «колотушки». Пока работают расчеты пэтээров, но они не каждый танк могут пробить в лоб. Это делают расчеты СПГ, но немцы уже достают и до них. В этот момент из-за леса на правом фланге показались еще немецкие танки. Примерно двадцать или чуть более повернуло на Сергеево. Остальные атаковали Истомино.
Васильев активировал минные поля. Танки один за другим перед позициями роты Гришина начали взрываться. Когда до танкистов дошло, что они двигаются по минному полю, их осталось менее полутора десятков. Одновременно с этим в правые борта танков, атакующих Истомино, стали бить БМП Васильева. Атака на Истомино захлебнулась.
В бинокль Гришин видел отступающую пехоту и пытающиеся уйти от расстрела танки. Но у его роты бой был в разгаре. Немецкая пехота вышла на дистанцию гранатного броска, и они полетели почти одновременно в обе стороны. И почти сразу же из дыма гранатных разрывов в траншею повалила немецкая пехота. Началась рукопашная. Гришин стрелял из ППС, куда-то бежал, потом кончились патроны, и он стрелял из пистолета. Схватился с каким-то немцем, который умудрился перехватить его кисть правой руки, не давая возможности стрелять, а левой рукой Степан сдерживал руку немца с тесаком. Сложилась патовая ситуация, ни один из них не мог пересилить другого. Неожиданно Степана что-то сильно ударило в спину и толкнуло на упирающегося немца. Тот не выдержал и, падая на стенку траншеи, ослабил захват правой руки. Гришин уже автоматически довернул кисть и сделал то, что пытался сделать с самого начала – выстрелил в немца. Отметив, что пуля разворотила голову врага и он не опасен, Степан, уже падая, повернулся, оглядываясь. Сзади стоял немец с винтовкой и удивленно смотрел на сломанный штык. Он так и умер удивленным. А минуту спустя траншею со сражающимися немцами и пограничниками, накрыла волна матерящейся пехоты Васильева. Их пулеметчики, выдвинувшись в сторону леса, отрезали подход помощи немцам, а остальные, встав над траншеями, расстреляли всех, кто не успел поднять руки.
Итог боя удручал, погибло двадцать четыре бойца, раненых разной степени было пятьдесят шесть. Ценой победы было уменьшение боеспособности роты вполовину. Степана даже не радовало то, что даже по самым скромным подсчетам перед и на позициях его роты лежал полноценный немецкий батальон и горели две роты танков. А его рота еще была жива и способна воевать.
Бой был выигран. А еще через тридцать минут по полю между Сергеевым и Желтоуховым в сторону немцев резво покатила танковая колонна, сопровождаемая машинами, похожими на немецкие полугусеничные бронетранспортеры. И вслед ей двинулась на БМП рота Васильева. Уже на бегу он оставил за себя Степана и приказал рубеж не сдавать, оборону совершенствовать и дождаться его. Позже пришел Ефимов. До позиций его роты немцы не дошли. Поэтому потери были вполовину меньше потерь роты Гришина.
Бойцы приводили позиции в порядок, раненых уже забрали, сейчас выносили убитых. Пограничники носили своих, пленные немцы своих, складывая их в ряды.
– Что с погибшими делать будем? – разминая папиросу, поинтересовался Ефимов.
– Похороним! В братской могиле. Но не здесь. Тут еще долго воевать придется. Не хочу, чтобы шальной снаряд их потревожил. Могилу выкопаем у Харино. А немцам тут, пусть сами и копают. Я думаю, Васильев будет не против.
– Что это у тебя с ватником? Ну-ка, повернись. Вот это да! Снимай бронежилет и ватник, сам посмотришь.
Гришин снял и, развернув, осмотрел ватник. Ближе к плечу ватник был распорот. Осмотрел бронежилет и тогда все вспомнил. Он боролся с немцем. Второй немец ударил его штыком в спину. Штык попал в пластину бронежилета, сломался, и по инерции огрызок штыка скользнул по пластине вверх, к плечу. Он бы пропорол и плечо, но от удара Гришин стал падать на немца, и обломок штыка прошел по касательной, распоров ткань на бронежилете и ватнике.
Когда Степан все это рассказал Александру, тот хмыкнул и произнес:
– Полезная вещь! Если бы не это, не разговаривать бы нам с тобой.
Вечером, когда уже подводили итоги дня с комвзводов, выяснилось, что практически у всех уцелевших в роте либо пули застряли в пластинах, либо они удары штыков и ножей удерживали. А у погибших раны были либо
