Глеб прикоснулся заскорузлыми подушечками пальцев к жилке на шее и ничего не почувствовал: водка и адреналин с такой силой ударили по воспаленным мозгам, что ощутить биение чужой жизни он был не в состоянии. Оставалось одно самое верное средство - ведро воды, от всей души выплеснутое Филипу прямо в лицо, привело юношу в чувство. Если бы Глебу попалось ведро с помоями, он непременно вылил бы их вместе с желчью из мрачной души.
- Ах! - Филипп встрепенулся и тут же застонал - боль в суставах дала о себе знать. Взгляд его прояснился.
Обидчик присел перед ним на корточки и с видимым облегчением произнес:
- Не сдох, паразит. Вот и хорошо.
Филипп скосил глаза по мере возможности, провожая шагающую нетрезвым бодрячком фигуру.
Вечерело, и было совсем не жарко. Холодная вода стекала с волос, капая на и без того мокрую рубашку. Ткань прилипла к спине, как слизняк-паразит: и захочешь - не сбросишь. Штаны тоже были мокрыми, да и вообще пока глинистая земля не выпила, не подавившись, порцию прозрачного пойла, Филипп сидел в мерзкой жиже.
Узел за спиной был затянут на совесть - это доказывало, что совесть у Глеба все-таки была. Спина затекла безбожно - Филипп с горем пополам поменял положение: встал на колени, а потом кое-как все же поднялся на ноги. Заломленные руки, обнимающие столб, прошебуршили по дурно отесанному бревну, загоняя занозы прямо сквозь ткань рукавов - Филипп даже зашипел от боли.
А в это время от боли совсем не шипел, а громко кричал Ярослав. Филиппу было жутко вообразить, что сейчас происходило в палатке. Он хотел бы ладонями уши зажать, лишь бы не слышать жалобных стонов, криков и невнятных насмешек, он крепко-накрепко зажмурил глаза, почему-то решив, что теперь крики о помощи будут доходить до его слуха намного хуже.
Филипп не видел, как из тени дома появился человек с длинной палкой через плечо. Он шел к палатке, весело насвистывая себе под нос и носком кроссовки сбивая с пути попадавшиеся камни.
Когда Олег зашел вовнутрь, его взгляду предстала непривычная картина: Ярослав лежал на постели, животом прижимаясь к сбитому одеялу. Его ноги со сдернутыми штанами, согнутые в коленях, упирались в землю. Красивое лицо его побагровело от натуги. Он весь изошел на крик, но крик не помогал от насилия и злобы. Сзади к нему пристроился Глеб. Он был до непривычного сосредоточен: глаза словно остекленели, а из закушенной до боли губы текла кровь.
Кончить не получалось, и он досадовал на себя, на Машку, а заодно и на Филиппа: за то, что сбил весь боевой настрой.
Родион находился тут же. Костлявой коленкой он упирался Ярославу между лопаток, чтобы тот даже не помышлял о сопротивлении, и нервно курил. Губы его в перерывах между затяжками были крепко сжаты, руки дрожали - по всему было видно, что происходившая сцена не приносила ему ни малейшего удовольствия. Да его просто наизнанку выворачивало от этого. Но сегодня он принял решение наказать негодяя пусть и вот таким безобразным способом - назад дороги уже не было, и его коленке приходилось терпеть раздражающие толчки.
Олег повел светлыми бровями и покачал головой: мол, ей-ей, как нехорошо вы тут себя ведете.
Глеб заметил его и замер, продолжая держаться за обнаженные бедра Ярослава. Сам Ярослав, приоткрыв глаза, снова заголосил, а Родион смерил незваного гостя самым невозмутимым взглядом, на который был только способен.
Олег стиснул зубы и кулаки до хруста, еще чуть-чуть - и палка в его руках переломилась бы, но не стал вмешиваться: председатель артели вынес решение - это решение нужно было уважать, уважать даже в том случае, если бы Родион заставил Славу канцелярские кнопки глотать.
Олег налил себе водки в первую попавшуюся кружку, сделал пару глотков, поперхнулся и, закашлявшись, покинул место экзекуции.
Глеб со вздохом отстранился от Ярослава, понимая, что теперь уж точно ничего не получится. Ярослав зажал зубами одеяло, с трудом сдерживая рыдания, распиравшие грудь, а Родион, отступив от своей жертвы, растер недокуренную сигарету между ладоней - боли почему-то совсем не ощущалось.
Вечерело. Подул такой пронизывающий ветер, что Филипп даже начал дрожать от холода. С волос продолжала капать вода - Филипп тряхнул головой, заставляя мокрые пряди взметнуться в воздухе. Прозрачные брызги красиво разлетелись в разные стороны, будто осколки хрусталя.
Филипп не сразу заметил Олега, который приблизился бесшумно, словно рысь. Он стоял и разглядывал Филиппа, будто видел его впервые. Взглядом он зарывался в слипшиеся пряди, казавшиеся почти черными, прикасался к влажной коже, скользил по кромкам рубашки, открывающей вид на обнаженную грудь. Беззащитная поза, вынужденная, завораживала - в Сирии террористы на площадях тоже вот так людей оставляли и на столбах, и на крестах - Олег болезненно поморщился, но все же сумел загнать воспоминания в самый дальний угол.
- Чего смотришь? - голос Филиппа вывел его из задумчивого состояния.
Олег выглядел откровенно пугающе: любопытный липкий взгляд, поза уверенного в себе начальника взвода на построении солдат. Одно только похлопывание по ладони этой самой палки с торчащим гвоздем чего стоило. Филиппу стало страшно и неспроста, потому что Олег подступил ближе и коснулся палкой его плеча. Филипп вздрогнул и отвел голову в сторону, весь напрягаясь и беспокойно дыша.
Олег с удовольствием провел занозистым деревянным концом вдоль его шеи, любуясь изгибом хрящей. Гвоздь рыжим шипом опасно оскалился: одно неловкое движение - и на бархатной коже непременно остались бы кровавые следы.
Олег тяжело вздохнул: взгляд отведенных в сторону огромных глаз, такой несчастный и тревожный одновременно, заставил его сердце биться чаще. Филипп молчал, боясь одним неловким словом вывести из себя этого неадекватного молодого человека. Его колотило мелкой дрожью - это был уже не холод, а леденящий душу мандраж. Пугающая палка вновь вернулась к плечу и похлопала по нему:
- Встань на колени.
В ответ Филипп взглянул на своего мучителя с такой болью, что тот почувствовал легкую истому - желание подчинить себе симпатичного юношу сладкой волной накрыло его сознание.
Левый глаз Филиппа нервно задергался. Очевидно, помощи ждать было неоткуда: в палатке все были заняты друг другом, дед Макар уж точно не стал бы связываться, а Степан очень шумно колол дрова где-то неподалеку - стук топора был отчетливо слышен.
В его недвусмысленном положении было себе дороже следовать правилам хозяина положения, поэтому Филипп медленно опустился на колени, опустился снова на мокрую траву, прямо в грязь, с опаской поглядывая на Олега исподлобья.
Царапающий кончик палки отогнул в сторону мокрую ткань, обнажая сосок, едва ощутимо прошелся по нему, а затем спустился к трепещущему животу, очень медленно, оставляя саднящее чувство на коже.
- Не бойся, - предупреждающе произнес Олег, отодвигая рубашку с другой стороны, -
