Он чуть было не повернул назад, когда однажды утром, явившись на свое излюбленное место, увидел там рыбачку Катю. Вроде бы она здесь обычно не удила, место было мелководное, затянутое водорослями, – а вот пришла все-таки. Ромочка уже собрался отступить, пока она его не заметила, но тут увидел совсем рядом, под плакучей ивой, одну из белых девочек. Он постепенно научился отличать их друг от друга, и это была одна из его любимиц: тоненькая, с аккуратной гладкой головой, похожая на безделушку из маминой комнаты – фарфоровую балерину.
Ромочка и сам не понял, как оказался на своем обычном наблюдательном посту. Но не мог же он оставить фарфоровую балерину одну.
– Ромочка, – сказал у него в голове чистый радостный голос. – Пришел Ромочка.
Балерина не играла и не грелась на солнце. Прячась под нависшими ветками, она очень медленно, осторожно приближалась к Кате. Чем-то Катя ее заинтересовала – наверное, тем, что тетенька, а рыбу ловит. Ромочка тоже удивлялся, потому и запомнил, что тетю с удочками Катей зовут. Когда Ромочка был поменьше, она пару раз показывала ему, как насаживать червяка и коротким движением забрасывать поплавок не в кубышки и не на дерево, а ровно туда, куда хочешь. Ромочке нравилась Катя, нравились ее пушистая темная челка и рыжие веснушки возле носа. Только она всегда была какая-то грустная. Интересно, и сейчас грустная? Заинтригованный Ромочка пополз, пыхтя, вниз по насыпи, чтобы увидеть хоть краешек Катиного лица. И обнаружил, что рыбу она ловить и не думает. Удочки, садок – все лежало без дела в траве, а Катя сидела, напряженно выпрямившись, и смотрела ровнехонько туда, где тихо покачивалась над водой глянцевая голова балерины. Катя ее заметила! Она тоже видела всяких-разных! Прижимаясь к земле и тщетно уворачиваясь от жгучих поцелуев крапивы, Ромочка сползал все ниже, к воде. И уже у самой кромки понял: Катя не просто наблюдает за девочкой, прячущейся под ивой, она с ней разговаривает. Так тихо, что нельзя было расслышать ни слова, но Ромочкина любимица подплывала как завороженная все ближе, точно Катя звала ее…
И тут Ромочка вдруг провалился ногой в пустоту, потерял равновесие и шумно, с воплем сполз в воду. Катя вздрогнула и поспешно обернулась, а фарфоровая балерина скрылась в речных глубинах.
Спустя мгновение Катя уже поднимала вытащенного из воды Ромочку на ноги и шепотом негодовала:
– Ты зачем сюда пришел?!
– К девочкам… – смущенно пробасил Ромочка, размазывая ил по штанине.
Катя нахмурилась:
– К каким девочкам?
– Которые в реке… ну вы же сами видели… я тоже на них смотреть хожу.
Ромочка бубнил объяснения, даже несколько польщенный таким вниманием, а сам разглядывал Катино лицо. Нет, оно больше не было грустным, теперь в каждой его черточке сквозил глубокий, давно вынашиваемый страх. У мамы становилось такое лицо, когда она видела паука. Она всю жизнь их боялась, но не до обыкновенного визга, как все тетеньки, а тяжело, по-настоящему. Ромочка скорее почувствовал, чем понял головой: Катя тоже увидела своего паука.
– Девочки… – повторила Катя и быстро зашептала: – Нельзя сюда ходить. Они тебя заберут. Туда, в воду, заберут, и всё. Или подменят, отправят вместо тебя к нам лягушку здоровенную, а все будут думать, что это ты.
Ромочка представил себе, как лягушка важно гуляет по Вьюркам, а все с ней здороваются, и хихикнул.
– Я правду говорю, – Катя заглянула в Ромочкины безоблачные глаза, и ему стало вдруг не по себе от этого взгляда. – Чтоб духу твоего здесь не было. Ты где живешь? Ну-ка давай показывай.
Ромочка зря ей доверился: Катя оказалась злой ябедой. Нажаловалась тете Лиде, что Ромочка на реке околачивается, да еще приврала, что он там чуть не утонул. Тетя Лида охала, всплескивала руками, а потом, не зная, как еще наказать великовозрастного чужого ребенка – чтобы понял, а то без наказания не поймет ведь ничего, – заперла его на даче и строго-настрого запретила выходить. Сидеть взаперти не по собственной воле оказалось очень противно и обидно.
Ромочка побитым сенбернаром бродил по даче, плакал, даже обзывал в сердцах дурами и тетю Лиду, и Катю. У него отобрали чудесных девочек, теперь они будут играть без него, а что он такого сделал, почему такая несправедливость…
В унынии и заточении Ромочка провел два дня. Приходила тетя Лида, оставила банку супа и мерзкие рыбные котлеты – и снова заперла дверь. Она даже немного удивилась, что Ромочка не пытался убежать – через окно, например. А зачем и, главное, куда ему было убегать, если все равно нельзя на реку. Катя сказала, что будет его там караулить. И Ромочка представлял, как она караулит его под насыпью – с овчаркой Найдой на поводке, как пограничник. И тетя Лида, наверное, тоже станет караулить, вон какая сердитая ходит. Обе будут днем и ночью бродить по берегу с собаками, охраняя реку от Ромочки. Его тайная дружба с речными девочками раскрыта, опозорена, и остаток жизни он проведет здесь, в разлуке с ними.
Ночью Ромочка проснулся от шума. Человечек с совиным лицом возился на полке, где хранились книги и всякая дачная мелочь. За последнее время человечек оформился окончательно, превратился из малопонятной узловатой фигурки в ладного гномика серой масти.
На кресло-кровать под полкой упруго падали книги, коробочки, пузырьки. Ромочка ругался, хлопал в ладоши, но человечек не уходил. Пришлось встать и включить свет. Всякий-разный тут же свалился с полки и юркнул под шкаф. Он всегда пропадал бесследно, не давая рассмотреть себя на свету.
На кресле поверх всего сброшенного лежал странный желтый кирпичик. Ромочка взял его, повертел в руках и наконец понял – это маленький радиоприемник, по которому мама иногда слушала новости. Он щелкнул переключателем, из крохотного динамика послышалось шипение, то нарастающее, то убывающее, как
