В голове Доминго пронеслись древние легенды о ночных наездницах, что норовили оседлать спящего человека и кататься на нем до самого рассвета. По какой-то непонятной причине их сменило видение, в котором его самого оседлала свояченица Люпитера, заставила надеть свой старый парик и помчалась куда-то, сидя на потной спине «скакуна». Он вздрогнул, отгоняя прочь эту ужасную картину, а ведьморожденная тем временем продолжала:
— Я никогда не пыталась этим заниматься, поскольку снохождение — опасное искусство. Сноходец может не пробудиться в минуту опасности, или, того хуже, его дух останется в Изначальной Тьме, навсегда отрезанный от мира смертных. Но затем пришло время, когда вопрос чести стал для меня важней риска, и я справилась с этой задачей, как прежде справлялась со многими другими. Мне так кажется.
— Вам кажется?
Доминго все еще не понимал, о чем речь, но в какой-то степени заинтересовался. Пусть даже это и звучит как некая непорочновская разновидность того вздора, что нес брат Ван, придумывая сверхъестественные объяснения обыденным явлениям. С другой стороны, все раны барона, кроме самого тяжелого увечья, исчезли после кратковременного воздействия так называемой Изначальной Тьмы, поэтому он не мог отрицать некие таинственные свойства этого пространства, находящегося за Вратами… Но нет, это просто чепуха!
— Простите старому азгаротийцу его скептицизм, капитан, но услышанное мной сейчас означает, что вы видели сон, в котором оставили свое тело. Нет, даже не так. Вы думаете, что видели сон, в котором оставили свое тело. Все остальное, уж простите за мой багряноимперский, — это какая-то языческая ахинея.
— Я прощаю вам и багряноимперский, и скептицизм, — ответила Чхве. — Возможно, вы правы в том, что касается моего личного опыта. Я пыталась добраться до него много ночей подряд и каждый раз была уверена, что получилось. Это было куда ярче, чем обычный сон, это было по-настоящему… Но после пробуждения все подробности ускользали, как бы я ни старалась их удержать, и при мне оставалось даже меньше чем сон, только смутное впечатление, словно силуэты, расплывающиеся в тумане.
— Простите, вы сказали, что пытались во сне добраться до него? — Теперь Доминго вспомнил уже не легенды о ночных наездницах, а сказки об инкубах, которые лучше подходили для той картины, что он наблюдал прошлой ночью. — Кто он? До кого вы пытаетесь добраться в этом вашем сноходчестве?
— Я…
И она снова отвела взгляд, внезапно решив, что ее чуть теплый чай на самом деле очень вкусен. Затем едва заметно улыбнулась, вероятно вспомнив о своем возлюбленном или, может быть, удивившись собственной робости, мешающей назвать имя избранника искалеченному старику, который уже знает куда более опасные ее тайны.
— Это Марото.
— О, капитан! — сказал Доминго с нескрываемым отвращением. — Из всех Негодяев, из всех вообще мужчин, демоны меня подери!
— Вы уже недооценили его однажды, — заметила Чхве все тем же раздражающе снисходительным тоном, каким говорила с ним о ведьморожденных. — Как и многие другие, на их беду.
— Тот трюк, что ваш отряд выкинул тогда в горах, не имеет никакого отношения к способностям самого Марото, и вы это прекрасно знаете! — Напоминание задело гордость Доминго, даже если и не задело его раны. — Просто глупое везение, и ничего больше. Если только вы, глядя мне в глаза, не поклянетесь своей честью, что каким-то образом рассчитали появление того драного рогатого волка, который сразил меня прежде, чем я успел сделать кое-что похуже с вашим Вонючим Марото.
— Нет, это и в самом деле было, как вы выразились, глупое везение, — согласилась Чхве. — И это вы сразили волка, но по еще более глупому везению он в смертельной агонии бросился на вас. Вы не посрамили тогда своей славы, Доминго Хьортт. Говоря о том, что вы недооценили Марото, я имела в виду ваши действия в битве у Вербного урочища, когда вы…
— Я знаю, что делал у Вербного урочища, — проворчал Доминго, не желая снова выслушивать ее сухие выводы. — Но от каких демонов это узнали вы? Неужели ваш отъевшийся кавалер все еще поет песни о том единственном случае, когда я двадцать четыре года назад попался в его неловкие руки?
— Нет, — ответила Чхве. — Я читала об этом задолго до того, как покинула Хвабун. Меня всегда интересовала военная история.
— Военная история! — вздохнул Доминго. — Значит, вот чем я стал? И вы говорите, что я… не посрамил своей славы?
Ему потребовалось время, чтобы справиться с раздражением, вызванным напоминанием еще об одной неудаче в борьбе с кобальтовыми, но в конце концов похвала опытного бойца сделала свое дело. Это было странное ощущение, несомненно связанное с бессонницей, помимо всех прочих бед, но Доминго вдруг гордо вскинул голову при мысли, что некий монстр с Непорочных островов знаком с его военной карьерой.
— Думаете, это просто случайность, что императрица Рюки дождалась вашего ухода в отставку и только после этого потребовала возращения Линкенштерна и пограничной стены? — Чхве снова наполнила его чашку, потом свою и, словно опасаясь, что он примет ее за шпиона императрицы, добавила: — Я не считаю это совпадением. Вы лучший из ныне живущих военачальников Багряной империи. И ваша провинция ближе всего к границе Непорочных островов. Любому непорочному, знакомому с военной историей, известно ваше имя.
— Да, мы проиграли лишь ту единственную войну, которая имела какое-то значение, правильно? — сказал он с мрачной усмешкой, впервые за долгое время не кривя душой.
По крайней мере, за то время, когда бодрствовал.
— Изучить только ходы победителя — это значит освоить только одну цепочку шагов, но, чтобы в совершенстве познать танец войны, нужно проследить за действиями обоих противников, — процитировала Чхве «Железный кулак» лорда Блика, словно знакомство с имперским рыцарским кодексом было самым обычным делом у непорочных.
Впрочем, как знать, возможно, здесь действительно так принято… Сам Доминго из множества азгаротийских книг, багряноимперских каталогов, усбанских свитков и ранипутрийских хроник, собранных в его библиотеке, удосужился прочитать лишь одну непорочновскую рукопись — перевод «Выгодных боевых позиций» Чи Юн Пака, написанных двести лет назад. Оглядываясь назад, можно сказать, что он все-таки узнал кое-что о тактике островитян, учитывая, что они не пропустили главный военный конфликт своего времени.
— Вы можете быть невысокого мнения о Марото, но я хочу сказать, что видела и его
