Лёша должен был заехать за мной в половине одиннадцатого, потому что путь до кладбища предстоял неблизкий, а я, как назло, проспала. Всю ночь не могла сомкнуть глаз, ворочалась с боку на бок, потом долго сидела у окна и смотрела, как к стеклу липнут снежинки, и улица подобно невесте облачается в белый наряд. Смотрела и думала о заснеженных улочках Хрустального города, предновогодней ярмарке и вкуснейшем медовом пиве в любимом трактире Герхильда.
Я ведь надеялась, что мы со Скальде непременно туда ещё заглянем. Вместе. И на коньках, конечно же, покатаемся. Хоть Его Благородие будет отбрыкиваться от этого плебейского развлечения, но я обязательно его уговорю, и мы будем кататься, кружиться, смеяться и падать. А потом кормить друг друга жареными орешками и запивать всё это вкуснейшее дело горячим с пряностями вином.
Вернее, уговорила бы, и мы бы катались… И я была бы счастлива, чувствуя, как мою руку сжимает сильная рука мужа.
Уснула только под утро, провалилась в сон с мыслью — единственной, что помогала держаться: мой любимый жив-здоров, а значит, я всё сделала правильно.
Проснулась около десяти, разбуженная проголодавшимся Котением Котеньевичем, и, сыпанув в миску корма, как ошпаренная принялась собираться. Джинсы, водолазка… Чёрт! Зубы ведь ещё не почистила, и надо, что ли, хотя бы умыться. А расчешусь в машине.
Только сунула щётку в рот, как по квартире разнеслась мелодичная трель звонка. Бросила на часы взгляд: четверть одиннадцатого.
Блин! Лёшка в последнее время и так заводится с пол-оборота, а сегодня вообще будет сам не свой. И сейчас как увидит меня всклоченную и в тапочках.
Понеслась в прихожую, позабыв вынуть изо рта щётку, поэтому моё заверение, когда открывала дверь:
— Лёш, я почти готова! — больше походило на мычание коровы.
А следующий звук — на крик баньши, когда вместо Воронцова на моей лестничной площадке обнаружился никто иной, как сам Александр собственной важной персоной.
Взгляд светло-серых, как ледяные осколки, глаз скользнул по мне, словно ставя свою печать, и щётка приземлилась на пол, а я с воплем захлопнула дверь и отскочила от неё чуть ли не до самого зала.
Отскочила, выдохнула, губу чуть ли не до крови прокусила и… рванулась обратно. Открывать.
Потому что точно знала, кому принадлежит этот взгляд.
Глава 40
— Вот оно, значит, какое земное гостеприимство, — глубокомысленно попеняли мне, когда я высунулась в образовавшийся между створкой и дверным косяком просвет.
Высунулась осторожно, потому что мало ли, вдруг увидела то, что так отчаянно хотелось увидеть, и на самом деле это не мой любимый, а всего лишь его не самая удачная версия.
Но версия оказалась той самой. Удачной и горячо желанной.
В следующую секунду я со счастливым визгом повисла на шее у своего межмирового путешественника и, задыхаясь от счастья (а воздуха в тот момент мне действительно не хватало), воскликнула:
— Ты всё-таки за мной пришёл!
— Если бы потребовалось, я бы достал тебя и с того света. А так только в другой мир переместился и в другое тело.
Ну да, совершенно плёвое дело.
— Снова растрачивал свои силы? Годы жизни? — с тревогой заглянула в глаза любимого.
Вернее, это были глаза малознакомого мне мужчины, но в них я видела Скальде Герхильда, ледяного дракона, своего благоверного. И мне было без разницы, как он выглядит. В какой оболочке ко мне пришёл.
Главное, что он здесь, со мной.
— Не свои, Хентебесира, — одним лаконичным ответом успокоил меня Его Великолепие. — Кузен великодушно «согласился» поделиться своей магией и поработать для меня проводником.
— Как это мило со стороны Игрэйта, — хихикнула я и спохватилась: — Да что же это я?! Проходи! А то держу тебя на пороге, как чужого. Сейчас должен подъехать Лё…
Договорить я не успела. Тихое шарканье на лестнице сменилось громким топотом. Воинственно размахивая букетом лилий и вопя:
— Не приближайся к ней! — с видом разъярённого быка к нам нёсся Воронцов.
Мельком глянув на мрачнеющего тальдена, поняла, что действовать нужно быстро. Иначе покатится этот недобык обратно вместе с лилиями. Или его покатят, после чего макнут головой в ближайший сугроб.
Выскочив на лестничную площадку, вскинула руки, одной ладонью упёршись в грудь Ледяного, другой — в полыхавшего праведным гневом Воронцова.
— Лёша, успокойся! Это не Александр!
Он попятился, дёрнул головой, как будто стряхивал с себя капли ледяной воды, которой его только что щедро окатили, после чего грустно усмехнулся:
— Значит, всё-таки явился за тобой.
Ещё одна ситуёвина. Я тут готова прыгать от счастья не то что до потолка — до звёзд в небе, а у Лёшки траур. Похороны. Мне же никак не удаётся заставить себя не улыбаться. Стоит только взглянуть на Скальде, как улыбка расползается по лицу сама собой.
Держи себя в руках, Аня. Держи и ни в коем случае не улыбайся! Бери вон пример с Герхильда. Эмоций на лице ноль. А у меня прям целая гамма.
— Так мне проходить? — уточнил Его Великолепие в амплуа российского бизнесмена.
— Ещё как проходить! — очнулась я. — И ты, Лёш, давай, не стой столбом.
Мужчины обменялись взглядами, далёкими от дружелюбных, и даже нейтральными назвать их язык не поворачивался. Значит, расслабляться точно не надо, как бы не пришлось выступать в роли рефери для этих двоих.
Воронцов в квартиру всё-таки вошёл, но разуваться не торопился. Крепче сжал предназначенный для Фьярры букет белоснежных лилий и сухо уточнил:
— Значит, на кладбище я сам?
Вместо меня вопросом на вопрос ответил тальден:
— Зачем тебе на кладбище? — Скальде стянул пепельно-серое пальто, которое ему очень шло, и оглянулся по сторонам. Наверное, искал прислугу, которая забрала бы у него верхнюю одежду и с поклонами по длинной анфиладе препроводила бы в гостевые покои.
Но у меня не было ни
