А я мысленно возвращаюсь на две зимы назад. Мы сидим у нас в гостиной с Оливией Кинг, и она, маленькими глотками прихлебывая кофе, смотрит на экран телевизора, где Джеки только что вышла на бой с тремя Истинными Женщинами, одетыми в «двойки» пастельных тонов, которые потрясающе контрастируют с красным бизнес-костюмом Джеки. Оливия согласно кивает, когда говорят эти женщины в «двойках», и яростно качает головой, стоит Джеки открыть рот.
– По-моему, кто-то давно должен был бы приказать этой женщине заткнуться, – говорит Оливия. – Причем навсегда.
«Ох, Оливия, – думаю я и сама себе удивляюсь: – А какого, собственно, черта ты от нее ожидала?»
Начнут они, пожалуй, с тех женщин, что содержатся в лагерях. В эту категорию попадут Джеки, Джулия и Энни Уилсон с того конца нашей улицы. Вот только по телевизору нам в данном случае ничего не покажут. Затем преподобный Карл загонит в западню таких людей, как Дэл и Шэрон, и постарается уничтожить последнюю надежду на какое бы то ни было сопротивление. Впрочем, прежде чем отнять у Дэла голос, они хорошенько над ним поработают, а в качестве «побудительного мотива», вполне возможно, используют его дочерей. И Дэл, разумеется, заговорит. Какой отец не заговорил бы?
Патрик будет следующим. И у меня буквально перестает биться сердце при мысли о тех методах, которые они к нему применят, и о том, что грозит Соне, если он не заговорит. Нет, он, конечно же, заговорит. И так далее, и так далее, пока не будут обнаружены все до последнего участники сопротивления, которое и без того держалось буквально на нитке. И этот последний его участник тоже будет вынужден заговорить и вскоре навсегда умолкнуть.
И в основе всего этого будет изобретенная мной распроклятая сыворотка!
Нет, я не верю, что таков и будет конец всему!
Рука Лоренцо снова мягко ложится на мое плечо.
– Вот мы с тобой все и сделали. Ты как, Джианна?
Я молча качаю головой.
Минус муж – плюс снова счетчик слов на запястье, ибо счетчик вернется сразу же, как только моя работа здесь будет завершена; и после этого я окажусь совершенно без средств, не имея понятия, как мне теперь содержать дом и растить детей. Стивен еще мог бы ухитриться и какое-то время поддерживать нашу семью на плаву – но это если он вообще когда-нибудь сюда вернется. А если он не вернется и если учесть, что родители Патрика умерли, а мои находятся в Италии, то вскоре можно будет сказать, что с кланом Макклеллан покончено, его попросту стерли с лица земли.
А тут еще очередной ребенок. Ребенок Лоренцо.
Я так часто вспоминала о том, как все было когда-то, как когда-то жила я сама, а вот будущее всегда оставалось для меня чем-то вроде неясного пятна. Вплоть до сегодняшнего дня. Зато теперь я начинаю видеть нечто вроде призрачных картин грядущих лет; сперва они, правда, расплываются, точно завитки дыма, но затем «дым» постепенно сгущается, предметы обретают четкие, а порой и острые как бритва контуры и цвета, и я уже вижу себя, бормочущую бессмысленные фразы после того, как мне ввели мною же изобретенную сыворотку. А вот я, уже согбенная, седая, с настолько изуродованными руками, что и сама их узнать не могу, выдираю из земли сорняки на отведенном мне участке поля. Или лежу на койке под тонким одеялом, дрожа от зимней стужи. Или бреду куда-то с пустыми глазами, едва удерживаясь, должно быть, на границе сознания и безумия, и все удивляюсь, куда это они все ушли – Стивен, Сэм, Лео, Соня. И этот, еще не родившийся, младенец.
Я прихожу в себя, лишь когда Лоренцо берет меня за руку и рывком заставляет встать. Только тогда до меня доходит, что все это время я сидела на полу в лаборатории, прислонившись спиной к нижнему ряду пустых клеток из металлической сетки.
– Все хорошо, Джианна, – говорит Лоренцо и своими тонкими пальцами осторожно смахивает с моих ресниц слезы. – Ведь все же хорошо?
– Нет, совсем не хорошо! И ты это прекрасно понимаешь.
– Но будет хорошо.
Мне хочется прижаться к нему, закопаться в него, но я помню о камерах.
– Все. Я уже пришла в себя, – говорю я, встаю, встряхиваюсь и выпрямляюсь. – Давай продолжим.
Когда я впервые начала опыты с лабораторными животными, у меня было одно золотое правило: не давать им кличек. Иными словами, воспринимать их не как своих домашних животных, а исключительно как некое средство для достижения поставленной цели; для того, чтобы добраться из пункта А в пункт В. Например, как пробирки для опытов, или чашки Петри, или стекла для микроскопа – то есть как некий природный материал для естественно-научных опытов и наблюдений. Но когда я держу в руках крошечную мышку, я, прежде чем Лоренцо введет ей то вещество, которое ее либо исцелит, либо убьет, способна думать лишь об одном: о той кличке, которую я бы ей дала.
Джеки. Лин. Джин.
Глава пятьдесят первая
То, что придумал Лоренцо, рискованно, но необходимо.
После того как мы позвонили наверх и попросили прислать кого-нибудь из технических служащих, чтобы в лаборатории произвели уборку, мы быстро написали Моргану очередной отчет о проделанной работе, и я собралась домой. Уходила я первой, и мне, разумеется, предстояло снова пройти через пункт проверки. Там уже появились двое новых солдат, сменившие в полдень предыдущих дежурных, и форма у обоих была идеально отутюжена, а ботинки начищены до нестерпимого блеска, так что в них отражались флуоресцентные лампы вестибюля. Моя сумка вновь проползла сквозь рентгеновскую установку, и меня снова обыскали, хотя и весьма щадящим образом; этот молодой солдатик быстро вел руками вдоль моего тела, деликатно приподнимая их невысокими арками над теми местами, которых мужчине касаться вроде бы неприлично – над грудью, бедрами, ягодицами, животом. Наконец, полностью проверенная и насквозь просвеченная, я вышла на улицу, где еще вовсю светило майское солнце.
Сегодня 31 мая, думаю я. Мой день рождения. И именно сегодня мой сын Стивен убежал из дома, прихватив, как выяснилось, пачку денег из бумажника Патрика. А еще сегодня я опять поеду в Мэриленд, в нашу «крабью нору», на тайное свидание с Лоренцо.
Из города мы договорились выехать разными путями, и теперь я тащусь по битком забитому автомобилями шоссе на юг, в сторону того хайвэя, который пересекает весь Вашингтон, и через некоторое время проезжаю мимо рыбного рынка, который находится все там же, на берегу. Интересно, думаю я, откуда сюда привозят рыбу. Из штата Мэн? Из Северной Каролины? Вполне возможно. Я стараюсь не думать о тех, кто работает на рыборазделочных фабриках, потрошит рыбу, очищает от чешуи, упаковывает, замораживает. Возможно, и мне тоже когда-нибудь придется этим заниматься с
