Наконец мы вышли к узкой долине, по которой вилось синее озеро. В нем были острова, и на каждом – свой маленький лесок. Мы как раз увидели, как над дальним берегом озера пролился дождик – словно белый призрак облачка. Это было до того красиво, что я прислушалась. И точно, откуда-то доносилась песня.
– Зачем им еще и бард? Ведь здесь и без того такая красота, что лучше и быть не может! – произнес Огго.
– Без барда никак, – ответил ему Лью-Лос. – На самом деле на том берегу рудники и каменоломни. То еще зрелище.
– Этого мы бы не перенесли, – заметил Ивар.
– Необходимое зло, – сказал Лью-Лос – как видно, он не понял, что Ивар над ним издевается. – Галлис – некрасивый остров. Одни горы. Равнин днем с огнем не сыщешь. Здесь направо.
Дорога обогнула гору и вывела нас к другой долине. Эта была просторная, плоская, зеленая, а посреди виднелось продолговатое белое здание, вокруг которого так и вились люди в бардовско-синем.
– Вот, здесь плоско, – сказал Ивар. – Тебе тут больше нравится?
Лью-Лос вздохнул:
– Да нет. Зимой тут сплошные болота. И ветер хлещет, будто кнут.
– Но сейчас-то сухо, – заметил Ивар, – и ветерок теплый и едва дует.
– Постоишь тут под дождем – простудишься насмерть, – мрачно ответил Лью-Лос. – А они поют при любой погоде. Выводи повозку сюда, на траву. Придется подождать – несколько часов, не меньше.
– Ворчун из Балликерри, – вдруг высказался Зеленослезка.
Повозку затрясло на дерне. Финн хихикнул и сказал нам с Огго:
– Про ворчуна из Балликерри говорят, что он никогда ничему не радовался, разве только горю, да и этого ему было мало.
Огго рассмеялся. Я тоже попыталась – но тут на меня вдруг накатила тоска по дому. Кругом рос высокий дрок, и от запаха его цветов у меня защемило сердце. Мне до того захотелось на Скарр и понюхать тамошний дрок, что я едва не расплакалась. Лью-Лос велел Ивару поставить повозку у больших дроковых зарослей. И потом добрый час я не могла толком думать ни о чем, кроме этого аромата.
Тем временем внизу в долине, в белом здании, прозвенел колокол. Три серебристых удара – и не успел мелодичный звон растаять в воздухе, как из белого здания хлынул народ. Кто поодиночке, кто компаниями, большими и маленькими. Примерно половина была в бардовско-синем. Остальные – в светло-сине-зеленом. Но попадались наряды всех остальных цветов, и их обладатели тихонько расходились по краям зеленого луга: это были зрители. Когда все оказались на местах, из здания торжественной процессией вышли жрецы в сером. Поравнялись с первой компанией бардов. Один из жрецов взмахнул рукой, и барды запели.
Песня была красивая, тем более что исполнял ее слаженный хор из полусотни голосов, но, когда жрецы переместились к следующему хору и тот завел ту же песню, мне стало неинтересно. К четвертому хору я уже позевывала.
– Скажите им, пусть перестанут шуметь, – потребовала тетя Бек. – У меня из-за них голова разболелась.
Ослица Мо, похоже, была с ней согласна. Когда ту же песню затянул пятый хор, она вскинула голову и разразилась мощным «И-и-и-И-И-И-а-а-а!».
Песня оборвалась. Все на лугу повернулись и посмотрели на нас.
– И-и-и-и-А-А-А-А! – зашлась Мо громче прежнего.
– Ради милости всех богов, заткните ее! – всполошился Лью-Лос. – Ох, так и знал, что вы меня опозорите. Какие богомерзкие вопли!
Огго бросился к повозке, схватил торбу Мо и сунул ей под нос. Это ее отвлекло. Хор снова завел песню, но получилось не очень хорошо. Кое-кто из певцов еле сдерживал смех, и от этого мелодия сбивалась. Жрецы с кислыми лицами переместились к следующему хору.
Хоров было еще восемь. Пока они пели, Мо ела и помалкивала, зато тетя Бек дала себе волю. Она зажимала уши руками и твердила: «Идите и скажите им, чтобы унялись наконец!»
А Лью-Лос на это твердил:
– Да тише вы, любезнейшая!
А мне хотелось их поколотить.
Следующими были, похоже, одиночные певцы. Вперед вышел человек в бардовско-синем с маленькой арфой в руках. Пел он долго и красиво, а когда умолк, все зрители захлопали в ладоши. Видимо, теперь им было можно. Потом выступала девушка в светло-сине-зеленом, и пела она даже дольше, но не так красиво, и ей тоже похлопали.
– Что они в ней нашли? – громко поинтересовалась тетя Бек. – Скрипит, как несмазанная телега!
– Да тише! – взмолился Лью-Лос. – Что за пытка?!
Мо снова забеспокоилась. Нам удалось заставить ее потерпеть еще четыре выступления, но от аплодисментов она становилась просто сама не своя. Когда вперед вышла седьмая певица, я огляделась в поисках Зеленослезки. К моему удивлению, оказалось, что он восседает на плече Огго и воркует, нагнув шею и заглядывая ему в лицо.
– Зеленослезка, ты не мог бы успокоить Мо, чтобы она не кричала? Пожалуйста! – попросила я.
Зеленослезка выгнул шею в другую сторону и наградил меня своим умным взглядом с прищуром.
– Пожалуй, – согласился он и перепорхнул к Мо на спину, оставив в волосах у Огго длинное зеленое перо.
Мо почувствовала, что ей на спину села птица, вскинулась и затрясла головой.
– Тише, тише, – сказал ей Зеленослезка. – Доедай обед, доедай обед.
И Мо, к моему величайшему облегчению, послушалась, а седьмая певица как раз запела.
Не прошло и нескольких мгновений, как даже до тети Бек дошло, какой это потрясающий талант. Песня взмывала к небесам, чистая, словно серебряный перезвон, и стрелой бросалась к земле, и снова парила, когда этого требовали слова, словно невообразимо великолепная птица.
– Так намного лучше, – громко заявила тетя Бек. – Я даже слова разбираю.
– Тише! – зашикали все мы, и Зеленослезка в том числе.
Песня все лилась. Мне стало даже немного завидно. Я в жизни не могла повторить ни одной мелодии. Когда я пыталась петь, Ивар смеялся надо мной. В довершение всего певица была юная, белокурая, стройная и – насколько я могла судить издалека – бесспорно красивая. Я вздохнула.
Песня кончилась. И на миг настала полная тишина, будто слушатели забылись от восторга. А потом все оглушительно захлопали. И не только захлопали, но еще и закричали и затопали ногами. И даже тетя Бек немного похлопала.
А Мо исхитрилась вытащить морду из торбы и завопила – присоединилась к общему ликованию. Но это было уже не важно. Главный жрец – я решила, что это и есть Праведный Гронн, – подошел к девушке, продолжая хлопать на ходу, и перестал хлопать, чтобы приколоть к переду ее сине-зеленой туники какую-то блестящую брошку.
Когда хлопанье понемногу стихло, другой жрец гулким раскатистым голосом возвестил:
– Победу в состязаниях песнопевцев одержала Рианнан из Пэнди!
Все снова захлопали – и хлопали, пока я не отбила себе все ладони.
И тут Праведный Гронн нежданно-негаданно объявился прямо у нашей повозки. Наверное, он подбежал, пока
