На лицо Калининой набежала тень.
«Какое прекрасное лицо… Будто скульптор небесный лепил!» – подумала Варвара Сергеевна.
Она погладила руку подруги:
– Не надо, Лара, не вороши…
Шумная компания командированных, к счастью, притихла, уткнувшись носами в меню.
– Варь, все нормально! Я не про это, я про любовь. Ты же спросила…
– А я разве про любовь спросила? – смутилась Самоварова.
Но Ларка, погруженная в себя, продолжала:
– Я поняла, что любила Игоря… Именно любила! Пока рядом была, значение этого слова не вполне понимала… Но каждый божий день, просыпаясь на отсыревшем матрасе, я сначала смотрела в клетку напротив, а только потом на свет, жалкий, будто краденый, но все равно – свет… И еще: я быстро поняла, что нас вряд ли убьют. Если мечталось, то только об одном: уж если убьют – так чтобы вместе с ним, одним моментом! Я стала заниматься йогой, приспособилась укладывать волосы, губы в кровь кусала, чтобы краснее были. И это была любовь! Беспардонная, обнаженная почти до самых костей и все, все в голове проясняющая… Как самое большое чудо в моей жизни. Благодаря ей я и выжила.
Ком подступил к горлу, но Самоварова все же спросила:
– Я не совсем понимаю… А Игоря ты как, тогда и разлюбила?
– Варя, я могла бы тебе сейчас наврать, как время от времени пыталась даже там врать самой себе. Сказать, что выжила только ради Игоря. Нет, там себе врать нельзя… Я не разлюбила Игоря, а поняла, что любила его в том времени, которое улетело вместо нас домой. Любовь – это наша сила или слабость. С Игорем была слабость: я боялась потерять, что имела. А с этим человеком была сила – не сломаться, не опуститься ради буквального – ради человека в соседней клетке.
– Так ты поэтому рассталась с мужем? История имела продолжение? Прости…
– Не так линейно. Я поняла, что больше не смогу любить из-за слабости. Вернулась домой – год по психологам, сама знаешь… Что теперь – тоже знаешь, живу одна.
– А напарник твой? Не пытался?
– Мы года два еще расстаться не могли… Так и продолжали жить в том плену, потому что кошмар был только наш, один на двоих. А все остальное, со стороны – только фразы, только слова… Но каждодневное, ежеминутное заставляло возвращаться обратно. Игоря я сама упустила… Не получилось у меня в прежний контур попасть. А того мужчину я не держала, и он выбрал семью. Знаешь, теперь я спокойна, что так все случилось. Любовь всегда подскажет, когда оборвать, чтобы сохранить.
– Никакой логики… Я сердцем тебя понимаю, а умом понять не могу! Правильно ты сказала, не знаем мы того языка.
– Не знаем и не узнаем. Но только он – истинный, как свет в дырке наверху или как твои воспоминания, над которыми ты имеешь абсолютную власть…
Самоварова, ругая себя, потянулась за новой сигаретой – обещала же себе до вечера продержаться на пяти.
– Так что с ним не так, с твоим-то кавалером?
Официант, симпатичный мальчишка, судя по всему, студент, подоспел к ним с двумя порциями сырников, облитых малиновым соусом и, театрально расшаркиваясь (что только прибавило ему обаяния), пожелал дамам хорошего аппетита.
– Вот, подполковник, большую часть жизни прожили, а сырники делать так и не научились. Или ты умеешь? Да не смотри ты так, нормально все. Забудь… Все с ним так, он даже готовить умеет, – попыталась отшутиться Самоварова.
– Да уж…
После внезапных и выстраданных Ларкиных откровений было глупо просить у нее совета.
За ажурной оградой террасы раскинулись кусты сирени. Сирень, еще неделю назад пышногрудая кудрявая красавица, теперь, словно вылинявшая собачонка, клонила ветки к земле.
Грустно, что все так скоротечно…
Зачем ему этот анализ?
Кому он не доверял: ей, уже несколько лет не имевшей физического контакта с мужчиной, или себе?
Даже Ларке стыдно признаться, как мучает эта жалкая бумажка, а что было бы, если бы Анька узнала, о чем на самом деле думает мать…
Абсурд…
Суши сухари – и обратно в дурку!
35
В последнее время Галине казалось, что усталость – единственное ощущение, которое способна дать человеку жизнь.
Все остальное – разноцветное, переливчатое, со сбитым дыханием, чечеточным сердцебиением – зависло на долгой паузе в пропахнувшей стиркой и жрачкой квартире.
Под нажимом семьи мать все-таки ушла с работы, и они с бабулей на время переехали к Галине.
В клубе все вернулось в привычное русло за одним исключением – теперь Мигель участвовал во всех шоу клуба лишь в качестве хореографа. Никаких женских ног на бедре отца своего ребенка, тем более у себя под носом, Галина больше видеть не желала.
Частные уроки, приносившие Мигелю хороший доход, за то время, пока Галина отсутствовала в клубе, он сумел раскидать по другим местам в городе.
Приезд сестры по разным причинам откладывался, и мать с бабкой это заботило не меньше, чем маленький внук.
Ольга давно уже существовала для семьи как совершенно отдельное, загадочное явление. Пташка-сестра словно вылетела из детских воспоминаний и старых фотокарточек в другую, неизвестную им жизнь.
Залипнув на Ольгиной страничке в соцсети, семья обсуждала размер и фасон дорогущей сумки, минус два сантиметра на ее и без того осиной талии, новую должность в непонятно чем занимающейся компании, случайного мужчину рядом, арендованные квартиры, далекие курорты, шикарные вечеринки и многое другое.
Сквозь свою бесцветную усталость Галина усматривала в том чудовищную несправедливость: именно она, а не Олька подарила жизнь смуглому малышу, который наполнил новым смыслом существование семьи, именно она дала жизнь уже почти взрослой, здоровой и симпатичной девчонке…
Но почему она, близкая и понятная, рублем и всеми оставшимися
