– Где?.. – прохрипел он.
– Ступай за мной. Кажется, жива, но не знаю…
– Веди, – рявкнул он. И пошел за истекающей бледным светом феечкой, между трупами, среди движущегося савана метели.
Она полусидела на снегу, завалившись набок, с лицом белым как бумага. Шлем спал у нее с головы, длинные темные волосы, выбившись из-под ремня, стекали волной на ржавые пятна вокруг. Сжимала ладонью бок и чуть раскачивалась с сомкнутыми веками, из-под которых ручейком текли слезы.
Он добрался до Сильфаны и, как смог, осторожно отнял ее руку от бока. Все было пропитано кровью, свежей, продолжающей течь, но напоминало рубленную рану, а не след от колотого удара.
– Ульф… Прости… – простонала она. – Мне так жаль… Все вытекает… И так холодно…
– Тихо, малышка… – пробормотал он. – Все будет хорошо…
Он расстегивал ее разрубленный анорак, задирал кольчугу и слои шерсти – пальцами неловкими, словно колышки. Рана тянулась вдоль ребер, самое нижнее могло быть сломанным, но до пневмоторакса не дошло. Она вздрогнула, когда Вуко обмыл бок горстью снега, размазывая по коже кровь, тут же снова выступившую в ране.
Отчаянно ругаясь по-фински, по-польски и по-хорватски, он выудил из-за пазухи последний флакончик, а из бокового кармана штанов – пучок корпии, зашитой в свежий, чистый мешочек, порцию насекомной паутины и бинт. Разодрал его зубами и положил на снег, а потом сбил шейку флакона о край шлемного козырька и вылил на рану все, что там было. Девушка вскрикнула и напряглась. Вуко зашипел успокаивающе, стараясь защипнуть края раны, и обложил ее псевдопаутиной, волокниной, похожей на неплотную вату, и наложил повязку. А потом он сидел над Сильфаной, держа ладони на повязке, изо всех сил пытаясь представить себе кровеносную систему, делящиеся клетки и застывающую кровь. Сидел с закрытыми глазами, раскачивался, словно шаман, и монотонно бормотал:
– Parantua… Perkele parantua… pysähtyä veri… poistua perkele haava…
Он слышал, как его зовут, но не прерывался. Сидел долго, глядя, как грудь Сильфаны, покрытая гусиной кожей, поднимается в слабом дыхании, и ждал, пока повязка перестанет подтекать, повторяя и повторяя свои слова монотонным, деревянным голосом.
И только потом их позвал.
* * *Мы потеряли двоих людей – Анемона и Дягиля; Явор, Кизил и Сильфана – в тяжелом состоянии. Кизил и девушка выглядят стабильными, Явор – скверно: бабка надвое сказала, выживет или нет. Бывший фавн – без сознания. Одни сани повреждены. Из их экипажа при падении рассадил голову Варфнир – крови, как от подрезанной свиньи, серьезная шишка и его тошнит, а Лавр вывихнул ногу. Оба настаивают, что чувствуют себя нормально. Филар и Калло похищены.
Так все примерно выглядит. Остальной ударной группе, со мной во главе, тоже изрядно досталось. У меня – девять человек и двое саней.
Я сижу на поваленном стволе, умываю руки и лицо снегом, вокруг суета. Раненых грузят на сани, убитых тоже, завернув в их меховые спальные мешки. Я должен организовать эвакуацию и решить, кто едет со мной в группе преследования. Мы делим амуницию.
На снегу мехом книзу разложена шкура, а на ней – запасы стрел, связанные в пучки, вязанки сушеного мяса, обомшелые головки особого сыра, стальные сюрикены, веревки, разнообразные приспособления для убийства.
Грюнальди находит свой щит и приносит мой меч. Взамен даю ему баклагу с пивом. Участники штурма настолько вымотаны, что едва стоят на ногах.
Варфнир то и дело блюет на снег и сидит склоненный, упершись в собственные колени, словно таким-то образом может ухватить на несколько секунд отдыха больше. Лавр пытается скакать на одной ноге, с мешком в руках, а мне хочется свернуться клубком в ближайшем сугробе. Собственно, как раз тут начинается проигрыш. Когда в изможденном мозгу загораются аварийные лампочки и неминуемо появляется сообщение: «Все, больше не могу».
Собственно, для этого-то у меня и был имплант. Не только для усиления мышц или изменения восприятия. Когда появлялось: «Не справлюсь», я мог щелкнуть воображаемым рычажком и перейти в турборежим. Отключить боль, усталость и нежелание шевелиться и некоторое время относиться к организму как к трактору. Потом я, конечно, чувствовал бы себя больным, но чтобы выйти из такого состояния, его сперва нужно пережить.
Я сую в рот три полоски сушеного мяса зараз, посасываю, жду, когда они размякнут настолько, что их можно будет жевать. Пригодилось бы и что-нибудь сладкое. По крайней мере, я уже понял, отчего плюю кровью. Поврежденная щека припухла изнутри. Твердый мясной леденец то и дело тычет в меня болью, мобилизующей, будто рывки удил.
Вершина холма словно выметена. До голой скалы, камня и вымороженной травы, спрессованной, словно войлок. То есть почти выметена: с исчезновения Змеев сыплет снег, хотя уже немного слабее. Большие редкие снежинки напоминают клочья рваных перьев.
Я уже пытался телепортироваться и потому знаю, что для этого требуется. Не хочу верить, что колдун Змеев сделал это одним взмахом, одновременно глядя на атакующих всадников и летящий топор. Только вот в этом мире слово «невозможно» следует упаковать в коробку и отложить куда-нибудь, где оно не станет мешать.
Если он это сделал, у нас серьезные проблемы. Если один татуированный безумец может в любой момент перебросить куда-то группку людей или сделать так, чтобы те появились, где ему нужно, шансов у нас нет. И все. Телепортирует десант прямо в центр Ледяного Сада или в теплицу Фьольсфинна.
Я приседаю и гляжу на засыпанный снегом склон за холмом, в направлении реки. Поверхность там неровная, ряд небольших возвышенностей застилает вид, но мне кажется, я вижу цепочку ямок, будто бы следы, выдавленные в глубоком, плотном снегу. Естественно, с тем же успехом это может оказаться и тропинка, которую они оставили, направляясь в нашу сторону.
Схожу чуть вниз, приседаю, пытаясь взглянуть под углом, но это мало помогает. Небо затянуто монолитным слоем туч, что выглядят как грязная мешковина. Теней нет. Я мог поискать термические следы. Или воспользоваться нюхом и найти след. Когда-то. Теперь мои способности визуализируются в образе голой, трепещущей крылышками высокомерной феечки.
И чувствую я лишь резкий запах влажного металла, шерсти и собственного пота.
На полпути к реке что-то нахожу. Подозрительное бурое пятнышко, виднеющееся в снегу. Снежинки тут стаяли, залитые чем-то ржавым, просвечивающим снизу. Аккуратно разгребаю снег пальцами и вижу вытаявшую ямку, наполненную темно-красным. Капля свежей крови, которая упала в снег и была засыпана свежим пухом.
Надежда.
Я возвращаюсь к своим, уже приняв решение.
– С ранеными едут Лавр, Варфнир, Пастушник и Хвощ. Помните: от устья едете на север, пока не увидите, что лед становится тоньше. Если начнет смеркаться или будет темно, разжигаете костер на железном щите, сыпете в огонь порошок из этого мешочка. По чуть-чуть. Огонь
