– Как штык! – неожиданно ответил Ядогава русской поговоркой.
10Вспышка света… темнота… невесомость… странное ощущение дробления мышц тела на отдельные волокна… горячая волна по жилам… тускло разгоравшееся зарево впереди…
Иван сделал усилие и выплыл из невесомости в мирок кабины катера.
Экраны не работали, замкнув кабину зернистым металлом, но, судя по сине-зелёной иллюминации панели управления, «голем» не был повреждён, а его компьютер высвечивал жёлтым пунктирчиком транспарант «жду указаний».
– Где мы? – спросил Иван первое, что пришло в голову.
– В безвоздушном пространстве, – вежливо ответил автопилот.
– Дай визуал.
Экраны прозрели, превратив кабину в открытую с виду платформу с креслами пилота и пассажиров.
Катер со всех сторон окружала светящаяся стена, закругляясь влево и вправо как внутренняя поверхность гигантской трубы. Не было видно ни звёзд, ни светила системы, ни чёрной бездны космоса, ни планеты-«бублика». А прямо перед «големом» всего в паре километров тянулась вверх и вниз сложная кружевная конструкция, напоминающая творение гениального скульптора-модерниста. Общая форма конструкции была близка к сильно вытянутому эллипсоиду, но сплетена она была из такого количества разнообразных геометрических узоров, что рябило в глазах. А центральное ядро конструкции – нечто вроде ячеистого пояса, охватывающего эллипсоид по периметру, – испускало холодный голубоватый свет.
– Фрактал! – хмыкнул Ядогава. – Множество Салаши.
– Как? – не понял ошеломлённый Ломакин.
– Объёмное сочетание фрактальных композиций, рассчитанное ещё в прошлом веке венгерским математиком Золтаном Салаши.
– Откуда здесь это множество?
– Вопрос не ко мне. Но вы были правы, это сооружение действительно накрыто неким полем как односторонней мембраной и реагирует на присутствие персональных ментальных полей. То есть, грубо говоря, мозгов.
– Чудно…
– В каком смысле?
– Я его не увидел, а почуял, хотя никогда прежде не замечал за собой экстрасенсорных способностей.
– Просто не обращали на них внимания. Мне говорили, что на Сфере Дайсона вы тоже первым почувствовали негативный пси-фон.
Некоторое время они рассматривали веретенообразное сооружение, длина которого достигала, наверно, не менее сотни километров.
– Кажется, я понял, – глубокомысленно произнёс Иван.
– Что вы поняли?
– Вся эта система – единое целое, искусственное сооружение: планета-тор и эта «ось». Она поддерживает «бублик» в равновесии.
– Не уверен. Если бы это был некий стабилизатор положения или защиты, его не надо было хоронить под силовым пузырём. Какой в этом смысл?
– Ну-у… строили его негуманоиды… со своим комплексом неполноценности.
Ядогава засмеялся.
– Обладай человечество таким комплексом, давно бы заселило Галактику. Мне пришло в голову, что, возможно, именно тор служит защитой для «оси», а не наоборот. Надо будет сравнить возраст пород планеты и возраст этого веретена. По первоначальным прикидкам планете-тору всего полмиллиарда лет, очень мало по меркам планетарного генезиса.
– Отколупнём кусочек веретена и отдадим в лабораторию.
– Мне бы ваш оптимизм.
Что-то блеснуло в центре веретена, на его ячеистом поясе.
– Катер! – не поверил глазам Иван.
Система обзора «голема» приблизила центральный пояс «оси», и стало видно, что это действительно космический аппарат, сидевший на одной из чешуй пояса как водяная капля на листке дерева.
– Филипп!
Каледин не ответил.
Иван шевельнул перчаткой биоуправления, и «голем», сорвавшись с места, выписал стремительную петлю, вынесшую катер к своему собрату.
Сели, вглядываясь в лес чешуй и ячей.
– Филипп!
Молчание в ответ.
– Наверно, он вышел наружу, – сказал Ядогава.
– Куда?
– Посмотрите, там, кажется, люк…
Иван вгляделся в ажурную вязь «пряжи», из которой выглядывали серебристые пластины корпуса сооружения, и увидел тёмное отверстие в форме эллипса. На всякий случай ещё раз позвал оператора экспедиции, напрягая слух, ответа не услышал и решительно распаковал пилотское кресло.
– Выйду, посмотрю.
– Я с вами, если позволите. Когда ещё подвернётся случай.
Иван хотел было проигнорировать просьбу эксперта, но передумал.
– Держитесь рядом и внимательно смотрите по сторонам.
Вывели фозма, предназначенного защищать членов экипажа корабля всеми доступными средствами. Робот имел генератор силового поля, в течение долей секунды создававшего полевой зонтик, и комплекс «Терминатора», включавший лазерную пищаль «Оса» и плазменный разрядник «Вулкан».
Вне катера царила невесомость. Масса веретена хотя и была приличной, однако не достигала величин массы небольшой планеты, способной притягивать к себе тела поменьше. Ускорение силы тяжести на корпусе веретена Иван оценил всего в одну тысячную земного. Пришлось включать антиграв-компенсаторы, ориентирующие тела таким образом, чтобы голова казалась направленной «вверх», а ноги – «вниз».
Дыра непонятного назначения (крышки люка не было видно, если это был люк) уходила в глубь центрального пояса сооружения, как червоточина в глубь яблока.
Иван прислушался к своим ощущениям: угрозой не пахло. Пахло древностью и застарелой тоской, будто на кладбище, могилы которого практически сровнялись с землёй. И это ощущение потрясло молодого человека до глубины души.
– Кладбище…
– Что вы говорите? – не понял Ядогава.
– Пахнет кладбищем… – Иван очнулся, смущённо добавил: – Мне так кажется. Псина, беги вперёд!
Многолапый фозм, включая фонари, прыгнул в дыру.
– Странно, – приостановился Иван, пытаясь уловить подозрительные шумы или движение.
– Что вы имеете в виду?
– Здесь нет охраны.
– Возможно, она не нужна. Вернее, роль охраны здесь играет внешний защитный силовой кокон. Если бы это было не так, наш коллега Каледин не произвёл бы посадку на корпусе сооружения, его бы сбили.
– Ладно, проверим. – Иван подвесил себя в метре от пола «червоточины» и устремился вслед за фозмом.
Ход оказался прямым, как стрела, но довольно длинным – не меньше двух километров. Иван даже мимолётно подумал, что он пронизывает «ось» насквозь. Но всё оказалось прозаичней. «Червоточина» вела точно в центр этого яруса сооружения и заканчивалась в просторном зале диаметром около ста метров, кольцом охватывающем ажурную колонну, расширявшуюся кверху зонтиком и переходящую в сводчатый «готический» потолок.
Фозм замер, ворочая объективами видеокамер.
Иван облетел его, продолжая прислушиваться больше к себе, чем к тишине зала, тоже остановился, предостерегающе подняв руку. Следовавший за ним эксперт послушно завис за спиной.
Осмотрелись.
Зал не имел определённой формы. Точнее, в сечении он представлял собой пять-шесть треугольников, пересекающихся в центре, отчего имел не меньше полутора десятков острых углов-ниш. Стены его серебрились металлом, покрытые слоем мелких чешуй, пол был ажурным, словно сотканным из металлической пряжи. Освещался же зал тонкой трубкой, охватывающей центральную колонну спиралью, но не снаружи, а внутри стеклянно-кристаллического массива.
Колонну окружал ряд многогранных глыб, напоминающих вытянутые саркофаги длиной до шести метров и высотой не менее двух. Иван насчитал десять саркофагов, прикинув, что три-четыре из них прячутся за колонной.
– Как вы думаете, Ядогава, не напоминает ли этот зал пост управления?
– Напоминает, – согласился ксенолог.
– Тогда куда мы попали? Может быть, это всё-таки какой-нибудь корректор вращения Толкина? Планета-«бублик», как вы утверждаете, создана искусственно, а эта «ось» её контролирует и оберегает.
– Во-первых, я не утверждал, что Толкин создан искусственным путём, имеются лишь хорошие предпосылки для подобного предположения. Во-вторых, вы меня не услышали, когда я говорил, что «ось», скорее всего, не имеет отношения к стабилизации планетарного тора.
– Почему?
– Потому что такой стабилизатор не имеет смысла прятать под коконом силового поля.
Иван подумал.
– Логично, я действительно торможу. Тогда что это?
Ядогава не ответил. Вместо этого он махнул рукой на один из «саркофагов»:
– Вам не кажется, накама, что этот гроб открыт?
Иван нашёл глазами
