Человек, живущий с доктором Сильвио Белли, стоит перед доктором Сильвио Белли, держась за сердце. У доктора Сильвио Белли глаза застланы яростью, будь у него сейчас огненный меч – он разрубил бы, разрубил бы этот ужас, вяжущий его по рукам и ногам. Кресло, прерывистое, ухающее дыхание, нитроглицерин из аптечного шкафа, «Зачем ты это сделал? Ну зачем? У тебя был инфаркт, у тебя во время асона был инфаркт!» Трясущаяся старческая рука лезет в карман, достает пачку с плоскими желтыми блямбочками: «Ты… (судорожный вдох) Забыл… (судорожный вдох)», – и страдальческий взгляд, полный одновременно упрека и самоотверженности, и доктор Сильвио Белли быстро отворачивается, чтобы ненависть не заговорила устами его, и тут в мирпаа вваливается Артур. Вопли из очереди; кто-то вваливается за Артуром следом, пытается не пустить, доктор Сильвио Белли пятится к креслу, потому что Артур зубаст и страшен; человек, живущий с доктором Сильвио Белли, вцепляется в его руку. Артур внезапно останавливается и смотрит на них, подходит ближе, всматривается так и сяк в человека, живущего с доктором Сильвио Белли, в этого замершего от страха старого человека, в его покрытую коричневыми пятнами руку, сжимающую руку доктора Сильвио Белли. «Ты кто?» – спрашивает Артур низким, огромным голосом. «Я?.. Я друг», – отвечает неизвестно почему человек, живущий с доктором Сильвио Белли, и в следующую секунду копыта Артура буквально на пару миллиметров не достают до его лица. Рыча, доктор Сильвио Белли хватает Артура поперек живота и пытается повалить на пол; рыча, Артур выворачивается и пытается заехать доктору Сильвио Белли копытом в глаз, потом головой в живот, а потом страшно, со всей дури кусает доктора Сильвио Белли за плечо, а доктор Сильвио Белли страшно, со всей дури кусает Артура за переднюю ногу, и лупит, лупит его кулаками, а человек, живущий с доктором Сильвио Белли, вскакивает с кресла и пытается оттащить Артура, и ему это даже удается, и тут доктор Сильвио Белли с размаху, сладостно и быстро, наконец, наконец бьет этого человека по лицу, и еще раз, и еще раз, и ногой в живот, и еще раз по лицу.
Через месяц Роми Зотто рассказывает Артуру, что два дня назад в лагере было огромное-огромное наводнение, люди стали захлебываться и почти тонуть, а Роми Зотто с Артуром быстро побежали к мирпаа и спасли нового доктора, доктора Гиви Мизрахи – Роми Зотто его поднял, а Артур подсадил к окну, и так они выбрались из затопленной мирпаа, и доктор Гиви Мизрахи сказал, что Роми Зотто и Артур его самые лучшие друзья на свете, таких прекрасных друзей у него никогда не было и не будет.
57. Малыя бесы
– Малыя бесыНадо мной лета-али,Все мечтали полюбить,А кого – не зна-али… —затянул хриплый голос внизу, во дворе. Песню подхватили другие собаки, и Арик Поярник проснулся окончательно.
58. Йоав Харам + Чуки Ладино
Йоав Харам, директор караванки «Далет», хочет, чтобы животные перестали с ним разговаривать. Они стремные, ему от них делается нехорошо. Как вообще получилось, что он стал главой караванки «Далет» – огромной, на одиннадцать тысяч человек, второй по размерам после «Гимеля», – он, который и людей-то боялся и не любил (они стремные, ему от них нехорошо)? Ну, а как сейчас все: он в Минсельхозе был средненький начальник над средненькими проектировщиками, и когда все горело и всех трясло, когда он, клацая зубами, потому что впервые увидел буша-вэ-хирпа и только-только отходил от нее, вместе с тремя-четырьмя своими сотрудниками пытался дозвониться хоть кому-то по умершим уже телефонам, ему сказали: «Давай, Йоав Харам, решай: где будет эвакуационный лагерь?» – и он ткнул пальцем в парк Яркон. Знал бы он, к чему это приведет, – ни за что не ткнул бы, но асон есть асон: давай, директор Йоав Харам, спланируй нам жилые зоны; давай, директор Йоав Харам, рассчитай нам инфраструктуру; давай, директор Йоав Харам, теперь ты будешь директор. У него в глазах потемнело, он и увещевал, и отбивался, и переходил на визг, но асон есть асон, и вот мы здесь – и выясняется, что одиннадцать тысяч человек и четыре тысячи, извините, бадшабов теперь будут сидеть у директора Йоава Харама на голове – стремных.
Тат-алюф Чуки Ладино, глава генштаба Центрального округа (ну, как алюф Гидеон – глава Южного), хочет, чтобы с ним перестали разговаривать вообще все, и в первую очередь – директор Йоав Харам. Последний раз Чуки Ладино разложил таро вчера, и снова вышло то же самое, то, про что и думать невозможно, потому что голова становится огромной и звенит: долго объяснять, но главное – отмена нынешнего, поворот обратно. Все, что видит в эти дни тат-алюф Чуки Ладино, – а он много чего видит, хотя старается не выходить за пределы Сароны, каким-то образом устоявшей в целости и сохранности и приютившей генштаб с семьями и приживальцами, – все указывает тат-алюфу Чуки Ладино на это: отмена, поворот обратно; вчера два черных кота шли навстречу тат-алюфу Чуки Ладино – именно навстречу, не поперек, и один, увидев его, развернулся через левое плечо, а другой – через правое, и пошли обратно; что же еще тут думать? Тат-алюф Чуки Ладино искал Бениэля Ермиягу, ему бы два слова сказать с Бениэлем Ермиягу, но в «Алефе», «Далете» и «Гимеле» его нет, а от несчастного лагеря «Бет» ничего, считай, не осталось; может быть, Бениэль Ермиягу был там, может, отдыхал до этого, например, в Эйлате и попал в «Бет» – и все, нет его больше? Бениэль Ермиягу точно бы сказал тат-алюфу Чуки Ладино то же самое: отмена, поворот обратно. Тат-алюф Чуки Ладино выходит туда, где была улица Элиэзер Каплан, и смотрит на то, что было бизнес-центром «Азриэли», тремя сверкающими небоскребами: с камнями все понятно, они как бы взберутся один на другой, это будет вроде мультика, ну или вроде замедленной съемки разрушения, пущенной от конца к началу; а вот стекло – что будет со стеклом? Тат-алюфа Чуки Ладино очень интересует, соберутся ли стекла
