Но все знали, когда следует остановиться.
– Я бы на его месте тоже ничего не предпринимал, – разглагольствовал как-то перед друзьями парень из Внешнего круга. Амрита тогда еще оставалась танцовщицей. – Ей можно наплести что хочешь. Она выполнит любое желание. И каждый раз – девственница. – От боли у него потемнело в глазах. Ашер поднял его с кресла за ухо.
– Отрежу твой мерзкий язык, – предупредил он. Все в Доме знали, что это не пустая угроза. Нож мелькнул, как краткая молния. Язык обмяк в руке Ашера. Он брезгливо скинул мертвый кусок плоти на пол. Болтливый парень зажимал рот ладонями, кровь хлестала между пальцами.
…Голос то возникал, то уходил на глубину, но больше Амрита не оставалась одна. И однажды он сообщил:
– Ты можешь подарить ему ребенка, которого у него еще никогда не было. Знаю, как стать для него особенным, ценным. Пусть он даст мне душу.
Амрите идея не показалась плохой, вечером она спросила Ашера:
– А мог бы ты наделить лилу душой?
Ашер задумался:
– Это будет сложно. Она обязательно должна быть бессмертной и очень прочной. Лилу растворяют души. Души истончаются в них, если они не переносят их в Бронзовый дворец. Но как сделать ее прочной, не утяжеляя? – Работа всегда вдохновляла Ашера. Ему хотелось создавать, творить, он любил сложные задачи. Он рассуждал вслух, будто в голове у него уже складывался план по созданию души для лилу. – Но две природы неизменно вступят в конфликт. Если бы он воспринимал ее как часть себя… Но как этого добиться? – спорил он сам с собой, прикидывая варианты, и Амрита поняла, что она на верном пути.
– Ты можешь наделить душой нашего ребенка?
Ашер вздрогнул, словно его разбудили:
– Ами, я ведь гипотетически. Никто никогда не станет наделять душой лилу.
– Почему?
– Потому что никто не знает, что из этого может получиться.
– Он был бы особенным.
– Он был бы еще более совершенным монстром, только и всего.
«Монстром… Он видит нашего ребенка монстром».
– Ты должна, – шептал ей голос днями и ночами. Амрита перестала спать. – Придумай, как заставить его. Ты можешь. Он сделает для тебя все, что попросишь. Ты должна выполнить мою просьбу. Ты моя, навсегда моя. Только моя.
И внезапно она узнала этот голос. Рев ветра, рвущийся из каменной глотки. Шкворчание согласных на губах, как масла на гигантской сковородке. Она была беременна им, синелицым каменным богом. Он жил в ней, грозя выйти наружу и разрушить ее мир.
Амрита испугалась. Ее жизнь до Дома Гильяно вдруг выпрыгнула из кармана подсознания. Она увидела себя маленькой, дрожащей от страха девочкой. И поняла, что такой осталась до сих пор.
– Ты галлюцинация! – попыталась она защищаться. – «Весь ваш бог умещается в одной чашке», – повторила она слова, которые когда-то сказал ей Ашер.
– Ты поверила ему? У него ведь свои цели. Неужели ты и вправду думала, что сама вспоминаешь его каждый раз после сна в Саду? Наивное дитя. Ты помогла мне проникнуть в их Дом. Благодаря тебе я обрету тело и все права рожденного в Доме. А мой отец, Первый Страж, даст мне душу.
– Он не станет этого делать!
– Станет. Когда тебе будет грозить опасность, он сделает все, чтобы спасти тебя.
Ужас рос в ней и с каждым днем разрастался все сильнее. Ашер не простит ей сговора с каменным богом. Кем бы ни было это существо внутри, она не допустит, чтобы ее предательство вышло наружу. Не допустит рождения. Но за смелыми словами, произнесенными шепотом в спальне, не следовало поступков. Амрита не знала, что ей делать. Раньше всегда все решали за нее, она лишь следовала по пути, проложенному другими.
Она знала, что священный нож Гильяно бесполезен против лилу. Он пригоден для начертания знаков, извлечения и рассечения человеческих душ. Но у этого создания нет души. Таких как лилу умерщвляли иным способом – лишали крови. Но ее ребенок – не лилу в полном смысле. Он лишь похож на лилу. Прячется в его форму, как прятался до сих пор… Где? Амрита терялась в догадках. Ей нужно думать не об его убежище, а о том, где он сейчас. Он в ней. Он дышит вместе с ней. Он связан с ней и пока беспомощен без матери.
Ночь, глубокая как колодец. Амрита, едва ли не бесплотное привидение, бесшумно поднялась с постели. Дни и ночи борьбы с самой собой, с ребенком, со страхом обессилили ее, истончили тело. Сможет ли она украсть нож? Страж связан со своим оружием кровью. И на ноже Ашера крови больше, чем на любом другом. Он ощущает его как часть себя. Если он проснется, как объяснит она свое внезапное любопытство? К ножам Стражей нельзя прикасаться. Это их инструмент, их оружие.
Она прижала к груди ремень с ножнами. Пятясь спиной к двери, следила за размеренным дыханием Ашера. Напрягала глаза в темноте спальни, пытаясь предупредить малейшее его движение. Дверь. От излишнего напряжения в ушах стоял звон, перед глазами плыли красные круги. Еще шаг – и она за порогом. И только на галерее решилась взглянуть на свою добычу.
Вот нож, изогнутый, как серп луны. Сталь его бесцветна и холодна. Молочным туманом заволакивает клинок от дыхания. Что, если она вырежет на теле один из сакральных знаков? Это поможет ей избавиться от чудовища? Она морщила лоб, не в силах вспомнить. Круг – вечность. Эти знаки Ашер показывал ей на своих руках, она помнила. Бесконечность – опрокинутая восьмерка. Сумеет ли она вырезать восьмерку? И она же – звенья цепи. И два кольца. Два круга. Нет, у нее не хватит сил на бесконечность. Полукруг, полумесяц… Один надрез – большее, на что она способна. Что означает полукруг? Радуга? Кровь пульсирует в висках. Слишком сложна эта наука сакральных символов. Стражи и алхимики, братья Аменти, владели ею в совершенстве. Но ей некогда спрашивать совета.
Голос разгадал ее намерения, ребенок толкался изнутри, мешал ей бежать по лестнице. Она сгибалась, охала, хваталась за живот. Пережидала минуту. В глазах темнело, лоб ломило от боли. В каждое ухо он кричал ей криком: «Не смей! Не делай! Ты не убьешь меня! Так ты не убьешь меня! Остановись. Ты все испортишь».
Но Амрита продолжала спускаться к бассейну. Она даже перестала бояться. Он боится внутри нее, этого достаточно. Она на правильном пути. Она истребит его. Ашер никогда не узнает о ее предательстве. Не узнает, что вместе с ней, прячась за ее спиной и следуя за ней тенью, в Дом Гильяно пришло нечто, что жаждет власти. Ашер всегда будет помнить о ней как о своей жене. Она машинально взглянула на правую руку. Кольца не было. Наверное,
