Ашер почувствовал, что Амриты нет рядом. И тотчас отозвался его нож. Нож извивался в чужих неумелых руках. Ашер не раздумывал, он действовал инстинктивно. Перемахнул через перила галереи. Ухватился за колонну. Быстрый спуск. Гарантия того, что не будет потеряно время, пока он будет прыгать через ступеньку. Она сидела, осев на пятки, уткнувшись лбом в колени, руки у живота.
– Ами!
Он тронул ее за плечо. Обеими руками поднял голову. Жемчуг зубов на кораллах губ – старое, как мир, любовное упражнение в поцелуях. Гримаса боли постепенно сходила с ее лица. Ей не нужно было прилагать больших усилий – нож сам тянулся к крови, стоило достать его из ножен. Он вошел внутрь охотно и глубоко, вгрызся в плоть полумесяцем, полуулыбкой.
– Ами…
Ее руки в крови. Изо рта струйка крови.
– Что ты наделала?
Она покачала головой в огромной усталости, в бессилии, в изнеможении.
– Ты будешь жить!
Ему необязателен был нож, чтобы вырезать на ладони новый знак, на его ладонях полно самых разных отметин. Ее кровью он обвел нужную фигуру, фигуру жизни.
– Ты будешь жить! – настаивал он.
«Нет, нет», – качала она головой.
На второй руке он нарисовал то, что идет от сердца. Розу. И приложил одну руку к центру груди, а вторую – ко лбу.
И даже дело не в том, что он опоздал. Она не хотела! Он почувствовал, как Амрита словно утекает из-под его рук. Сбегает в Бронзовый дворец. Без слов, без прощаний, без малейшего объяснения, как вода из-под пальцев уходит в песок. Он не мог ничего сделать.
Он достал нож из раны. Теплый, алый. Липкий и даже горький на вкус.
Он видел много смертей. Они были необходимы, о многих он сожалел, иные были ему безразличны. Но смерть Амриты была ненужной, непонятной. Умереть в Доме, где смерть побеждена, где можно жить вечно? Где жизнь – не наказание, не испытание, а радость? Зачем? Почему?
Он опустился на край бассейна. Голый человек на голом мраморе. И увидел, что к нему ползут лилу. Они не осмеливались ступить в сам бассейн, но ползли вдоль бортов, усаживались, подвернув ноги под себя. Он думал, их придется, как мух, отгонять от крови. Но они не прикасались к ней. Они пришли проститься со своей танцовщицей.
Ашер даже не мог остаться один после похорон, распорядок дня катился упрямым шаром для боулинга. Пришлось отвечать на соболезнования, смотреть на скорбно поджатые губы, прикидываться, что он, по обыкновению, пьет в Час коктейлей, хотя один вид тяжелого янтарного виски в графине вызывал тошноту, смирно сидеть за обедом. А ведь хотелось разломать этот проклятый корабельный стол, как плитку шоколада. Спиной он чувствовал холод ножа. Иллюзия. Невозможно чувствовать сталь сквозь ножны. Хотя какое право он имеет определять, что возможно, а что нет? Он думал, что знает все об этом мире, но он ошибся. Нож всегда был его другом, а теперь стал врагом.
Ашер едва дождался начала Церемонии приглашения, чтобы уйти к себе. Но в этот раз никто никого не приглашал, не сговариваясь, все решили выдержать траур. Подождав пять минут, дон Гильяно хлопнул в ладоши, разрешая расходиться. В спальне Ашер нашел на полу, возле кровати, обручальное кольцо Амриты. Она вернула ему кольцо, а значит, больше не могла считаться его женой. У него не было ни сил, ни слез, чтобы оплакивать ее.
Ухали незатворенные ставни, ночной ветер заплетал кисейные шторы в косы, листал страницы дневника Амриты, который она забыла на столе. Запах роз, как стон, доносился из Сада. Не раздеваясь, он лег в постель, уставился в потолок и не сомкнул глаз всю ночь.
Новый день расцвел и увял. И еще один, и еще… Ночь Фортуны наступила и прошла. Амрита не вернулась домой. «Сколько раз я стоял на твоих похоронах, но всегда знал, что это не навечно. Теперь я боюсь думать, что ты навсегда оставила меня».
Глава 15. Пробуждение
В тяжелом сне Ада завидовала танцовщице из Дома Гильяно, которая умерла в этом мире, умерла для семьи Гильяно безвозвратно и родилась в мире другом, не помня, кем была раньше. Если бы знать, как ей удалось сбежать из Дома Гильяно?! Как ей удалось найти убежище? Разве не это всю жизнь искала она – убежище, где никто и ничего не знал бы о ней? И вот, оказывается, спасение есть. Не в этом мире. В следующем.
Первую жизнь в чужом мире она была счастлива. И вторую жизнь – тоже. И была бы, наверное, счастлива и третью, если бы во сне к ней не явилась донна Кай и не сказала: «Ты, как и все предатели Дома Гильяно, рада сбежать от Семьи, но пройдет время, и ты начнешь безумно скучать по ней. Но у тебя не будет возможности вернуться. У тебя не будет шанса все исправить. С каждой новой жизнью твое предательство будет проступать все сильнее – и страдать ты будешь больше. Потому что твоя способность чувствовать и проживать жизнь как Гильяно никуда не делась, ты просто забыла о ней. Но она проявится и в этом мире. И тогда ты не будешь знать, куда бежать. У тебя будет только два выхода – умереть или сойти с ума. Когда же это произойдет, ты поймешь, что и тут выхода из мира, в котором ты находишься, нет.
Проклятие дона Гильяно всегда будет настигать тебя: „Проклят ты будешь в городе, проклят ты будешь на поле. Прокляты будут житницы твои и кладовые твои. Проклят будет плод чрева твоего и плод земли твоей, плод твоих волов и плод овец твоих. Проклят ты будешь при входе твоем и проклят при выходе твоем“[8].
Ты отдашь все: волю, разум, любовь – чтобы снова вернуться в Дом Гильяно. И ты будешь все это отдавать в каждой жизни, но Дом Гильяно не станет к тебе ближе. Только тогда ты осознаешь всю глубину предательства.
Когда живешь в мире, где есть Дом Гильяно, тебе всего лишь стоит набраться смелости, чтобы вернуться в него. Есть путеводные знаки, и всегда можно встретить кого-то, кто знает дорогу. Но что делать, если твое предательство столь глубоко, столь совершенно, что ты оказалась в мире, где никто и ничего не знает и даже не слышал о Доме Гильяно? Только ты знаешь о нем, да и то не наверняка. Эта роза
