Теперь она была даже выше него. Ада сделала неловкий реверанс. «Она знает», – мелькнуло в уме. И будто с раны сошла корка: было больно, но пришло и облегчение – теперь рана заживет быстрее. Но вслух хрипло произнес:
– Кто-то рассказал тебе сказку про Первого Стража и танцовщицу?
– Это не сказка, – дрожащим голосом ответила она. – Я многое видела как во сне, только это был не сон.
Странно, но за всеми морщинами, за слезящимися глазами она различала прежние черты Ашера Гильяно.
– Но я уже не Первый Страж. Всего лишь мерзкий карлик. А ты не танцовщица, чтобы приглашать меня. Это не по правилам.
– Здесь все нарушают правила. Разве нет?
– Но ты не имеешь права их нарушать, ты не принадлежишь Дому.
Она стояла, не понимая, что ей делать теперь. Все потеряло смысл. Она чувствовала, что вот-вот упадет, сил стоять на ногах не осталось. Слезы выступили на глазах.
– Ты плачешь?
– Нет. Это соль. Слишком долго сидела на пляже. Пропиталась солью насквозь, – она говорила отрывисто, сдерживая рыдания.
Он взял ее безжизненную руку, поднес к губам:
– Не надо меня жалеть. Я заслужил каждое свое увечье.
– Ты останешься таким?
– Если отец простит меня, попробую воспользоваться Зеркалом.
– Как это?
– А как ты вернула себе лицо после ожогов?
И она вспомнила сон, в котором сидела перед зеркалом, а в его глубине, в зыбком зазеркалье, менялись лица – от звериных уродливых масок до прекрасных, благородных черт. И она помнила, как из частей составила себе новое лицо, не обезображенное ожогом.
Дон Гильяно со скрытой тревогой наблюдал за разговором Ашера и Ады. Он боялся, что Ашер вновь спутается с этой девчонкой. Кто мог подумать, что он снова найдет ее? Кто мог подумать, что в Ночь Фортуны, когда спадут маски и люди предстанут в их истинном свете, она окажется той самой? Из-за нее Ашер предал Дом, бросил семью, лишился будущего в Доме Гильяно и чуть не утратил душу и жизнь.
* * *В кабинете дона Гильяно перед столом из красного дерева, обшитого крокодильей кожей, с медными заклепками по всей длине столешницы, стояли Ян Каминский, Ада Боронина и Антонио арад Аменти. Последним в дверь вошел, высоко поднимая ногу, чтобы переступить через обитый медью порог, Старший Адвокат Дома Гильяно. Мужчина с лицом снулой рыбы, редкими волосами, зачесанными назад. Великолепный костюм, когда-то сшитый по идеальной мерке, теперь висел на плечах, оставляя место для кого-то большего, чем высохшие косточки Айвора Гильяно.
Старший Адвокат был болен. Он редко выходил из комнаты и даже не спускался к завтраку. Но его обязанностью было разрешать внутренние споры Дома Гильяно. Только нечеловеческое усилие воли заставило его подняться с постели, одеться и перешагнуть порог кабинета. И сейчас ему предстояло выдержать долгое разбирательство, стоя на ногах. Он кивнул обернувшемуся к нему Антонио, никому не подал руки и привалился спиной к стене, его голова едва не стукнулась о раму «Мальчика с трубкой». Мария, секретарь дона Гильяно, приготовилась записывать каждое слово.
Сколько раз мальчики Гильяно вот так стояли в кабинете дона: непослушание, разбитые окна, невыученные уроки, плохие отметки, дурное поведение; взаимные обиды, семейные ссоры, борьба за власть, предательство и проклятие были причиной их появления здесь. Сколько изведено бумаги, сколько составлено протоколов: признания, оправдания, показания сторон. Никогда не обходилось без адвокатов. Они защищали, а дон Гильяно выносил вердикт. В редких случаях слово брал Старший Адвокат Дома, и к его словам прислушивался даже дон Гильяно, потому что Старший Адвокат защищает не живущих в доме, не истинных Гильяно и не тех, кто принадлежит Дому, – он защищает сам Дом Гильяно. А Дом иногда приходится защищать и от его обитателей, и от самого дона Гильяно.
Дон Гильяно расстегнул две пуговицы пиджака и снял с пояса ремень с ножом, положил его на стол. Этот ремень был очень похож на тот, который Ада видела у Яна, только отделка ножен была богаче: рубины в золоте. Дон Гильяно не доставал нож – ведь вернуться в ножны он мог бы лишь обагренный кровью, а дон пока не решил, нужна ли ему кровь.
Дон Гильяно опустился в кресло за столом, жалобно пискнула кожаная обивка, он обвел взглядом взволнованные лица:
– Никто не может упрекнуть меня в предвзятости или несправедливости, – сказал дон Гильяно. – Мои решения основываются на Кодексе Гильяно, я никому не позволю его нарушить. И сам я не нарушу Закон. Старший Адвокат Дома проследит за этим.
Дон Гильяно задержал взгляд на Аде. Она старалась смотреть прямо перед собой, боялась, если осмотрится по сторонам, на нее снова нахлынут чужие воспоминания.
– Что с тобой, девочка моя? Ты дрожишь.
«Я не ваша девочка», – хотела дерзко ответить Ада, но сдержалась.
– Похоже, Ян, ты думаешь, дон Гильяно не подозревает, что творится в его Доме. А представь себе, что в Ночь Фортуны я хотел передать тебе нож и кольцо, но не нашел тебя в твоей спальне. Встретил там лишь жалкого шизофреника, твоего братца. Где ты был, Ян?
О сумасшествии Марка уже всем стало известно. Аде разрешили попрощаться с женихом, его увозили в больницу. Ада пыталась пролепетать слова ободрения, но они застыли мертвым грузом, так и не сорвавшись с губ. Назвать это хрипящее чудовище Марком можно было с большой натяжкой.
– И где же ты был? – повторил дон свой вопрос.
Ужас пробрал Аду до кончиков ногтей: «Он не станет врать! Он ему расскажет, что заходил ко мне ночью».
– На Женской половине, – ответил Ян.
– Интере-е-есно, – протянул дон Гильяно, будто не ожидал, что Ян ответит честно, и жалел, что пропали его многоречивые заготовки по выведению вруна на чистую воду. – А ты знаешь, что лишь дон Гильяно имеет право входить на Женскую половину Дома?
– Знаю.
– Может, ты возомнил себя доном Гильяно?
Ян промолчал.
– А какое наказание следует тому, кто входит на Женскую половину? – продолжал убийственный допрос дон Гильяно.
– Смертная казнь, – спокойным голосом отвечал Ян.
– Нужно быть очень уверенным в себе, чтобы совершить подобный проступок – и не бояться наказания.
– Ян Каминский не принадлежит Дому Гильяно, – вступился за друга Антонио. – Он может быть оправдан.
– О, адвокат не удержался! – язвительно отметил дон Гильяно. – Ян не первый раз гостит в Доме, он знает