«О, господи! Он и обо мне скажет!» – испугалась еще больше Ада.
– С синьориной Адой.
– Как же так, Ада, девочка? – повернулся дон к ней. – А твой жених для тебя ничего не значит? Понятие верности тебе не знакомо? Пусть он связан ремнями вдоль и поперек, он все же остается человеком. Как же ты будешь присягать на верность дону Гильяно, если даже не знаешь, что значит быть верной? – Дон Марко сверлил Аду взглядом: – Что же ты наделала, девочка моя? Спуталась с демоном! – На ее удивленное хлопанье ресниц повторил: – С демоном, девочка. С демоном, – и для верности указал на Яна, чтобы не было ошибки. – А может, ты как те глупцы, что слышат и видят, но не верят ни ушам своим, ни глазам? Демон не скрывает своих намерений, он почти все время проводит в Саду или с детьми, потому что цветущие души, как и души молодые, для него привлекательны. И он завладеет твоей душой, если ты ему только позволишь. Тебя никто не проклинал, но посмотри, до чего ты докатилась. Ты неверна, лжива. Приятна внешне, но душа твоя уже черна и грязна. Ты мнишь себя принцессой, сама же недостойна даже звания прачки. И в довершение ко всему спуталась с демоном, думая, что он твой прекрасный принц. Подошел тебе хрустальный башмачок? Или что у него там? Священный лингам?
Ада не знала, что такое лингам, но по тону дона Марко поняла, о чем он. И едва сдержалась, чтобы в запальчивости не описать ему все лингамы, разных цветов и размеров, что она видела в жизни. Были среди них и священные, были и отвратительные. А какой из них у самого дона Марко? Или, может, он гладкий, как пластмассовый Кен?
– Знаешь ли ты, что чудом избежала смерти? Вступи ты в связь с демоном не под покровительством Дома Гильяно, сейчас от тебя осталась бы лишь горсть пепла. И в лучшем случае твои останки послужили бы удобрением для моих цветов в саду.
Ада не стала уточнять, что между ней и Яном ничего не было. Пусть дон Марко думает как хочет, пусть тешит себя сексуальными фантазиями.
– Мы сами творим и следствие, и причину его, заковывая себя в цепи причинно-следственных связей. А дети – это зеркало для родителей. И то, что мы в них видим, когда на них смотрим, это наше отражение, не более того, – задумчиво произнес дон Гильяно. – Кто боится своего отражения, тот бежит. Кто всматривается в него, стараясь понять, что хорошо, а что плохо в нем, – остается родителем и принимает на себя всю ответственность. Ты сбежала.
– Теперь я бы не сбежала! – запальчиво возразила Ада.
– Сомневаюсь, – хмыкнул дон Гильяно. – У тебя нет и не было ни семьи, ни чести.
Дону Марко стало вдруг легко и приятно, что слова, сотни лет вертевшиеся у него на языке, наконец сказаны. Нет, не Аде он мечтал их сказать, а танцовщице Амрите. Проклятой девчонке, что совратила с истинного пути лучшего из Гильяно. И не смогла быть преданной ему настолько, чтобы не испугаться трудностей и остаться в Доме. В воображении Марко репетировал обличительные речи, обзывал ее последними словами. И так сладко было от того, что хотя бы малую часть своих обид ему удалось высказать.
– Ну а ты, Ян, – обратился к нему дон Гильяно, – готов остаться в Доме?
Ян чувствовал, что ему нехорошо. Шарканье пера по бумаге – Мария твердой рукой вела протокол – вызывало у него озноб. Стены кабинета искажались. Голоса звучали глухо, как из погреба. Он едва стоял на ногах. Ян собрался с силами, пошевелил губами, попытался добавить к артикуляции звук, тот вышел хриплым, слова едва можно было разобрать:
– Нет. Вы нарушили Договор. Мы передали вам Таблицы МЕ, а вы… Мало того что никто из нас не получил то, что было обещано, вы еще и отняли у нас то, что нам было дорого…
Он обернулся, надеясь, что Айвор Гильяно подтвердит его слова насчет Договора. Адвокаты были хранителями соглашения между Гильяно и лилу. Но Айвор Гильяно из последних сил цеплялся за стену, глаза его были прикрыты серыми веками, как струпьями пепла. Взгляд Яна скользнул по картине, возле которой стоял адвокат. Знакомое полотно, которое так взволновало его, когда он впервые оказался в Доме Гильяно. Но сейчас это был лишь холст с наляпанными красками, из грязных пятен проступала человеческая фигура. Эта мазня ничего не говорила, не трогала. Она даже была ему отвратительна. Ян в смятении отвернулся.
– Таблицы, – презрительно выпятив нижнюю губу, повторил вслед за Яном дон Марко, – конечно, вы передали их нам, ведь для вас они были бесполезны. Вы не могли писать на них. Кровь лилу разрушает даже камень. Вы думали, что вашей силы хватит на то, чтобы менять мир. Но вот беда: все, что вы создаете, безжизненно. Для того чтобы сотворить жизнь, мало обладать силой, способной сотворить нечто из ничего. Нужно соблюдать равновесие. Очень тонкое равновесие. Это путь по нити над бездной. Ваш безудержный дар здесь бесполезен, он даже вреден, если на то пошло.
– Где они? Таблицы? Где вы их прячете?
– Никто их от тебя не прячет. – Раздосадованный, что его речь прервали, дон Гильяно провел рукой по волосам. – Ты видел их в свой первый день в Доме Гильяно. И неоднократно проходил мимо них. Твоя память молчала, потому что они бесполезны для тебя. Подойди к окну. Взгляни на кладбище. – Повинуясь приказному тону, Ян на деревянных, негнущихся ногах двинулся к окну. – Видишь среди надгробий большие черные камни? Видишь, что они образуют полукруг? Они не слишком презентабельны. Солнце и ветер иссушили их, выщербили. Это Таблицы Нанесения. Посмотри на другие, что покоятся напротив них. Гладкие, как черные зеркала. Это Таблицы Отражения. Подумай, где еще надписи на камнях более естественны, чем на кладбище?
Ян много раз проходил мимо этих камней. Его тянуло сюда, и он подолгу гулял среди надгробий. Но Таблицы молчали, не желая выдавать тайны.
– Ты связал себя нашей кровью, – качнувшись вперед, сказал Айвор Гильяно. Он оторвал тощее тело от стены и стоял, нетвердо держась на слабых ногах. – Ты связал себя нашей кровью добровольно. Если для того, чтобы остаться в живых, ты воспользовался кровью Гильяно, то и мы можем воспользоваться твоей. Что мы и сделаем в ближайшем будущем. Это, конечно, не избавит нас от УР.УШ.ДА.УР, но, возможно, скоро вновь появится Страж, который сможет
