– Одноразовые гении! Их гениальность не пошла на пользу даже им самим. Да Винчи, Тесла… Что и кому они смогли объяснить? Кого научили? Воспитали? Самый действенный инструмент воспитания души – боль. Единственно правильный. Боль возносит. Знание же порождает гордыню.
– Мы верили в то, что истинное знание тоже возносит. И поскольку истину от лжи очень трудно отличить во Внешнем мире, придумали эти монеты. Они всегда говорят правду. Любую теорию, любую догадку или предположение можно проверить с помощью такой монеты.
– Так почему же вы отливали монеты тайком, если так свято верили в свою миссию?
– Дом Гильяно против умножения крови лилу во Внешнем мире. Она развращает людей, дарит ложные идеи и пустые надежды, творит чудеса, но взращивает гордыню, – и снова Антонио говорил чужими заученными словами.
– А не погрязло ли Братство Аменти во всех этих грехах? Ведь братья работали с кровью лилу постоянно.
– Дон Гильяно вынес вердикт – виновны. Всех братьев казнили, даже малолетних, – не дрогнув, отвечал Антонио.
Дон Марко хищно прищурился:
– Но прав ли был дон Гильяно?
– Дон Гильяно всегда прав, – тут же, без малейшей заминки, отозвался Антонио.
– Почему же ты таскал этот проклятый флорин в кармане? – раздраженно, на грани терпения, повторил прежний вопрос дон Гильяно.
– Как память.
– Непослушание иногда заходит слишком далеко. Ты будешь наказан. Для начала посидишь в подземелье пару месяцев, на хлебе и воде, попостишься. А ты, Ян, останешься в Доме, – подытожил дон Гильяно и сделал паузу, чтобы услышать привычный ответ: «Слушаюсь, дон Гильяно», – но пробормотал формулу послушания только Антонио, Ян упорно молчал. – Ты не сможешь уйти, – пояснил дон, – пока не сравняются объемы принятой и отданной крови, нашей и твоей. Ты и сейчас получил недостаточно. Тебе плохо, ты едва жив. Силы утекают с каждым днем. Я дам тебе крови столько, сколько захочешь, мой мальчик. Но тебе придется платить.
– Это нечестно. Наша кровь неравноценна, – бесцветным голосом возразил Ян.
– Что же поделать, мальчик мой? Восемьдесят чудес в обмен на твою жизнь. Не равноценно? А по мне так в самый раз. Только в Доме такие, как ты, могут жить, не вредя человечеству.
– Позвольте мне уйти. Я обещаю сохранять равновесие, – почти жалобно попросил лилу. И тут же почувствовал отвращение к самому себе.
Слабость надвигалась, как буря, неумолимым вихрем, приближаясь издалека, неслась с бешеной скоростью. Еще чуть-чуть – и будет поздно: он снова погрузится в полусон-полуявь и уже никогда не сможет заявить свои права на то, что ему действительно необходимо.
Стены кабинета придвигались к нему все ближе и ближе. Цвета исчезли. Их заменил привычный ему с детства пепельный оттенок. Все вокруг казалось грязным, мерзким. Смысл сказанных фраз расплывался, как капли дождя по стеклу.
– Равновесие? – страшным голосом заревел дон Гильяно. Выдержка изменила ему. – Ты собираешься сохранять равновесие? Ты, который бродит по острову и вершит исцеления? Снимает проклятия? Останавливает войну? Ты не можешь прожить неделю в спокойствии. Тебе нужно быть творцом чудес. Ты не можешь подчиняться правилам Дома, куда тебя пригласили. Не можешь выполнить просьбу хозяина Дома. А ведь я просил тебя – никакой волшбы на острове. Ты, который в два дня готов создать из себя культ. Ты будешь сохранять равновесие? Никому другому в этом мире ты не нужен так же, как мне, мой мальчик. Ни-ко-му. Ни одной душе. Но если бы ты хотел сохранить равновесие, ты остался бы в Доме Гильяно. Ты уязвим для мира, мой мальчик. Ты уязвим. Привязанности – это и есть слабые места. Женщины, дети – плоды вожделения. Речь не может идти о равновесии. У тебя есть сила. Ты уже использовал ее. И ты будешь ею пользоваться дальше. Твоей силе нечего противопоставить, таким образом, не ты, а я, дон Гильяно, стремлюсь сохранить равновесие. Поэтому я и предлагаю тебе присоединиться к Дому Гильяно и позволить мне быть хранителем твоей силы.
Дон Гильяно перевел дух и почти ласково попросил:
– Покажи мне руки, мальчик. Закатай рукава – я хочу видеть твои шрамы. Много чудес натворил ты, пока не знал себя. Инстинкты тебя не обманывали – за чудеса платят кровью. И ты расплатился сполна. И вина того, кто не знает, меньше, чем того, кто идет на преступление с открытыми глазами. Но вот я вижу свежий шрам. Что это? Ты уже давным-давно пробужден, и что же? Все равно творишь волшебство. Кто она? Грязная островитянка? – рявкнул вдруг дон Гильяно, подаваясь вперед.
– Она прекрасная девочка, – едва слышно возразил Ян.
– У тебя все прекрасные, самая паршивая душонка – и та красавица. Ты создал искусственного двойника. Скопировал информацию, вложил в сапфир и дал телу камень вместо души. Это большое преступление. И ты это знаешь. Но для людей ты – добрый чудотворец. За стенами этого Дома смертные перевернули в своих головах и сердцах все вверх дном, они называют зло добром, а добро величают злом. Они признают тебя своим Богом за твои чудеса. Как же, ведь ты можешь вылечить их бренные тела! Ты можешь накормить их! Ты можешь воскресить их! Неважно, что это будут лишь информационные копии, а не полноценные души, так? И что ты станешь делать? Примешь звание их Бога? Или станешь разубеждать их? Разубеждай – они не поверят тебе. Даже когда своим именем ты уничтожишь тысячи из них, они не поверят тебе. Они все равно будут звать тебя милосердным, праведным. Будут молиться тебе. Нести тебе свои горести. Просить тебя об исполнении своих желаний. Ты можешь сделать все для их мира, но можешь ли ты исправить их души?
– Их души прекрасны.
– О да! Для демона любые человеческие души совершенны. А все потому, что у вас нет душ. И вас тянет к тому, чего у вас нет. Вы хотите узнать то, чего не знаете. Хотите обладать тем, чем обладать не можете. Но что вы знаете о человеческой душе? Да, она горит и переливается на солнце, как радуга. Это видение доступно вам. Да, обладая ею, вы видите мир цветным, а не в серых оттенках пепла. Да, она дарит вам радость, развеивает вашу вечную печаль. Но, забирая у человека душу, вы лишаете ее дальнейшей жизни. Эта субстанция должна постоянно трудиться, совершенствоваться, иначе она распадается, как солнечный свет. Инструмент, которым мы развиваем души, – боль. Это единственное, что может подвигнуть их на изменения. Вы же лишаете людей боли. Даете им сладкое забвение вместо горечи правды. Избавляя людей от страданий, вы убиваете их души. Ты опасен для людей. Зная это, ты все равно не хочешь остаться в Доме Гильяно?
– Не хочу.
– Но ты останешься, – твердо повторил дон Гильяно. – И чтобы тебе не было у нас одиноко, твоя девушка останется вместе с тобой.
Ян недоверчиво оглянулся на