– Должен ли я благодарить Антонио Аменти за то, что он так ловко провел тебя? – в презрительной усмешке скривил губы дон Гильяно. – Будь он свободным человеком, я бы поблагодарил. Но его поведение – лишь акт рабской воли. Он раб. И это запечатлено в его имени – арад. Когда он стремится сделать что-то лучше других, то всего лишь служит, не более. Он делает это не для себя, а для Дома. Ты думаешь, что обязан ему жизнью? Нет, он служит Гильяно. И делает это превосходно.
Антонио отвел глаза. Он привык думать, что подчиняется приказам дона Гильяно, потому что так делают все. Но сейчас ему указывали его истинное место, место безвольного существа, которое выполняет заложенную в него программу и не может ни на шаг отступить от алгоритма, даже если пожелает, да что там, он даже не замечает этот алгоритм!
Он сглотнул колючий ком в горле. Антонио постоянно чувствовал ярмо на шее, но как-то позабыл, что все его действия, хочет он того или нет, всегда будут направлены на благо Гильяно. Он привязался к Яну, такому же одиночке, как и он сам. Он подружился с ним – и не только потому, что так приказал дон Гильяно. Он считал его своим другом искренне, без задней мысли. Он пытался сделать все от него зависящее, чтобы Ян понял свою природу и свою судьбу, перестал сопротивляться очевидному. Добывая для него кровь, Антонио не думал, что тем самым помогает привязать Яна к Дому Гильяно. Как легко далось ему предательство друга… Проклятое клеймо раба выжжено у него в самой душе.
– И я бы похвалил тебя, Антонио, даже наградил за верную службу, если бы ты… – Дон Гильяно оборвал сам себя. – Все из карманов на стол! – гаркнул он.
Антонио Аменти дернулся, побледнел, закусил губу до крови. Но покорно шагнул к столу. Из карманов он выгреб кучу смятых бумажек с записями телефонов и фамилий, кредитную карту Банка Гильяно с изображением красной розы под серебряным серпом, адвокатские лицензии разных стран мира, бумажную заламинированную иконку святого Антония Падуанского, водительские права, несколько монет и золотой флорин с оттиском лилии на одной стороне и профилем Иоанна Крестителя на другой – вот и все, чем владел и с чем расстался Антонио Аменти.
Дон Гильяно зажал большим и указательным пальцем флорин. Подбросил в воздух, глянул, что выпала лилия, и насмешливо приподнял брови:
– И все? Это все богатство бывшего брата Аменти? Ни табакерки с красной тинктурой? Ни склянки со слезами единорога? Даже конверта с мышиным пометом не найдется? Обнищали нынче алхимики.
– Что поделаешь, мировой кризис, – в тон ему ответил Антонио, хотя ему было совсем не до смеха.
– Занятная вещица, – дон Гильяно внимательно разглядывал флорин. – Редкая чеканка. Не чистое золото, конечно. Но сплав необычный. – Он поднял голову, под его взглядом Антонио виновато опустил глаза. – Как долго ты таскаешь в кармане эту дрянь, вместо того чтобы прийти ко мне с повинной?
Врать в кабинете дона Гильяно было бессмысленно:
– Достаточно долго.
– За подобные штуки я казнил твоих братьев. И что я теперь должен сделать с тобой? Никто из Гильяно больше не заступится за тебя. Ты сам не ценишь свою жизнь, Антонио. Где ты взял монету?
– Нашел в Залах Аменти.
– Ты кому-нибудь показывал ее? Давал в руки? Снабжал инструкциями?
– Нет.
– Применял сам?
– Нет.
Дон Гильяно доверял своим ощущениям: на флорине не было следов чужих рук или знаков недавнего использования. Флорин применяли, но когда-то очень давно. И, тем не менее, дон Гильяно не удержался от сарказма:
– Ты ведь любишь провести гадательный ритуал, невзирая на запреты.
Антонио поежился, словно еще чувствовал саднящие рубцы между лопатками. Порку как наказание по-прежнему частенько применяли в Доме Гильяно. За тот «просмотр», проведенный на вилле Ашера, он получил пятьдесят розог. Антонио терпел боль, пока она не унялась, как предписывала традиция, игнорируя любые обезболивающие, о которых мечтал, как наркоман о дозе. Шрамы пропали после десяти лазерных процедур. Молоденькая докторша с благоговейным ужасом вопрошала: «Кто же вас так? Где?» Антонио невозмутимо отвечал: «Сафари на львов. Одна дикая, но чрезвычайно обаятельная кошечка прыгнула мне на спину и никак не хотела выпускать из своих коготков». Подробности вымышленного сафари он рассказал за чашкой кофе, а закончилась история жанровой сценой в постели в стиле «охотник и львица».
Дон Гильяно еще раз подкинул монету. Выпал Иоанн Креститель:
– Усекновение главы, – задумчиво протянул он. – Прошлое, по крайней мере, показывает верно. Зачем же ты держал флорин при себе?
– Не знаю, – честно ответил Антонио.
– И куда девается твоя адвокатская говорливость, когда надо отвечать за проступок?
Антонио развел руками. Оправдываться было бесполезно. Это не смягчит наказание, лишь развлечет дона Гильяно. А выступать в роли шута перед доном Марко он желал меньше всего.
– Подойди, – обратился дон к Яну. – Что скажешь? – И протянул ему флорин.
Ян, как слепой, ощупал монету со всех сторон:
– Но в ней кровь… в золоте кровь… моя кровь…
– Кровь лилу. Братья Аменти тайком выплавляли подобные монеты и распространяли их во Внешнем мире. И даже когда лилу исчезли, они обескровливали Дом, пуская на свои гнусные эксперименты драгоценные запасы. За что и поплатились своими жизнями и жизнью всего Братства.
– Но что в ней такого страшного? – Ян держал монету в руке и не мог поверить, что такая малость могла стать причиной смерти множества людей.
– Объясни ему, – велел дон Марко, кивнув Антонио.
– Братство Аменти всегда видело свою цель в том, чтобы просвещать людей. Но разве способен постигать высшее знание человек, когда он в голоде и страхе кутается в звериную шкуру? Когда он трудится с утра и до ночи, чтобы добыть пропитание себе и своим детям? Мы, как умели, старались облегчить им бремя земной жизни, чтобы они могли поднять голову от тяжелого труда и обратиться к свету. – Антонио говорил обезличенно, без эмоций, как автомат, повторяя чей-то явно чужой текст. – И если Дом Гильяно предпочитает совершенствовать души людей через боль, то мы это делали через знание.
– Много знания в этой штуковине, – пренебрежительно хмыкнул дон Гильяно.
– Эта монета способна показать прошлое и предсказать будущее, дать ответы на многие вопросы. То есть снимает страх, дает человеку чувство уверенности, безопасности.
– И богатство! – ехидно добавил дон Гильяно.
– Да, она способствует накоплению богатства, чтобы у человека появилось свободное время, которое он сможет потратить на что-то хорошее.
– А тратит он его лишь на то, чтобы приумножать богатство. Монету человек использует, чтобы предсказывать результаты на скачках и в поединках. И вновь собирает и копит деньги. А хваленое знание остается не у дел. Не так ли, брат Аменти, просветитель людских душ?
– Да, все так, – смиренно отвечал Антонио. И добавил: – Почти. Иногда у Братства случались
