– Неужели? Правда? – расхохоталась Юлия. – Может, вы ангелы в белых кружевах? Или подняли планку выше – до мирового оборота наркотиков? «Не связан», потому что является звеном, которое связывает?
– Не понимаю ваших намеков, синьора Сакович.
– Хорошо, зайдем с другой стороны, – не растерялась Юлия. – Почему столь закрытая от общества семья наконец-то приоткрыла свои двери?
– Вы очень настаивали, синьора.
– Да, это я умею. – Во время беседы она набрасывала портрет дона Гильяно резкими штрихами. Суровый мужчина, набравший лишний вес. Крупная голова, черные с проседью волосы, набрякшие брови, глубокие, как ущелья, складки у рта. А у глаз – ни морщинки, будто дон Гильяно никогда в жизни не улыбался. – А вы умеете укрывать людей, место которым в тюрьме. Ведь вы приютили у себя в Доме этого кровожадного парня, Яна Каминского? Громкое вышло дело.
– Яна Каминского оправдали. Предложить вам что-нибудь? Чай, кофе, спиртное?
– Кофе с коньяком, пожалуйста. На работе я пью, в отличие от святош, – заметила она и повторила вслед за доном Гильяно: – Яна Каминского оправдали, но ведь это не повод привечать его как родного?
– Он – сирота. Ему некуда податься. Почему я не могу оказать помощь человеку, который только что чуть не получил пожизненный срок за убийство, которого не совершал?
– О, да вы, дон Гильяно, сама доброта! Означает ли это, что вы готовы удочерить, например, меня?
– Нет, Юлия, вас Дом Гильяно удочерять не станет. Вы производите впечатление хорошо устроенной в жизни особы.
– Ради тайн вашего Дома я готова оставить карьеру! – с апломбом заявила Сакович.
– Не стану требовать от вас этой жертвы.
Секретарь поставила перед журналисткой чашку с кофе, рюмку с коньяком, сахарницу, сливочник… Сакович опрокинула коньяк в рот и бросила в кофе три куска сахара, размешивать не стала.
Дон Гильяно грел в руке бокал с коньяком. Он не собирался облегчать Юлии задачу. Не подсказывал темы, не раскрывался в беседе. Скупо отвечал на вопросы. Информация лениво сочилась, как вода из почти закрытого крана, поверни еще чуть-чуть вентиль – и она перестанет капать.
Юлия обвела взглядом стены кабинета. Скользнула взглядом по портрету мальчика в венке из роз.
– Пикассо. Подлинник, я полагаю?
Дон Гильяно сдержанно кивнул.
– Сколько миллионов вы за нее выложили?
– Немного. Ценность картины гораздо выше ее стоимости на рынке.
– Рассчитываете потом перепродать подороже? Так вы сколотили легендарное семейное состояние?
– Ближе к делу, Юлия. Мое время дорого.
На мгновение Сакович нахмурилась, ей показалось, что она утратила дружеское расположение дона Гильяно. А то, что она уже успела наладить с ним контакт, не вызывало у журналистки сомнений. Юлия Сакович слыла настоящим профессионалом, люди выкладывали ей самые сокровенные тайны.
– Что вам известно о мистическом ордене Красной Розы?
– Горстка неистовствующих сатанистов. Я бы не принимал их всерьез.
– А как же кровавые ритуалы? – возразила Юлия. – Адепты ордена похищают органы. Справляют черные мессы. На месте преступления, где был задержан Каминский, у жертвы вырвано сердце – это ли не явный признак чернокнижия?
– Человеческое сердце – хранилище тайн и пороков. Любимое лакомство демонов. Но, для того чтобы стать их добычей, человек должен добровольно соприкоснуться с кровью демона. Так что ничьей вины тут нет.
– Демона? – Юлия тревожно заерзала в кресле. – Ммм… в переносном смысле? Что значит соприкоснуться с пороком? Со злым умыслом? – По лицу дона Гильяно нельзя было прочесть, согласен он с Юлией или активно возражает. Она судорожным движением отлистнула страницу блокнота, чтобы свериться со списком вопросов. – Э-э, наблюдая за судебным процессом, неужели вы ни разу не подумали, что Каминский виновен? Ведь так много улик свидетельствовало против него.
– Он ребенок. Он невиновен.
– Кто же, по-вашему, убил того несчастного ученого, доктора Хински?
– Его убила гордыня.
– Гордыня? Это фамилия киллера?
– Вы забыли о грехе гордыни? Право, Юлия, вы меня разочаровываете.
Никто еще так не оскорблял Юлию Сакович. Она не разочаровывала мужчин. Главный редактор всегда был доволен ее репортажами. Коллеги знали: то, что поручили Сакович, никто из них не выполнит на должном уровне, а значит, не могли быть разочарованы тем, что она выставляла их ничтожествами. Мужчины, с которыми Юлия время от времени встречалась, не смели и мечтать о том, чтобы она стала их постоянной подругой или, не дай господи, женой, они ведь, хлюпики, и в подметки ей не годились, а значит, тоже не испытывали разочарования, когда она выставляла их вон.
– Мне кажется, последний документально зафиксированный грех гордыни – это строительство Вавилонской башни, с тех пор за это сильно не наказывали. Или я ошибаюсь?
– Дорогая Юлия, своим поведением мы каждый день добавляем этаж нашей личной Вавилонской башни. Разве развитие цивилизации – не повторение мифического строения? Люди хотят быть как боги. Женщины желают контролировать рождаемость. Сохранять вечную молодость. Мужчинам необходимо править миром. Вместо того чтобы уйти, когда приходит срок, люди начинают роптать на Бога, на природу, на свою несчастную судьбу, на медицину.
– Выходит, женщины должны рожать вне зависимости от обстоятельств? – презрительно скривила губы Сакович. Надо же, какой патриархат! Самая настоящая половая дискриминация. И это на заре XXI века! – А каково предназначение мужчин?
– Мужчины должны убивать, – не терпящим возражений тоном ответил дон Гильяно. – Не правда ли, дорогая Юлия, при таком раскладе все становится на свои места?
– Могу я рассчитывать, что выйду из вашего дома живой?
– Можете. Рассчитывайте. А как будет на самом деле, пока неизвестно.
Юлия Сакович браво тряхнула головой – пустые угрозы, дону Гильяно ее не запугать.
– А что вы имеете против медицины?
– Человек не должен мешать себе уйти. Природа никогда не затягивает наших страданий так, как это делает медицина.
– Если бы человек мог выбирать, он бы предпочел жизнь без болезней и уж точно – без мучительной смерти.
– Человек может выбирать – и делает это. Каждая болезнь – его выбор. И смерть его выбор. Каждый человек делает свой выбор вовремя, вот только в последний момент страшится своего решения.
– Как же это мы так хитро выбираем, что и не подозреваем об этом?
– Мы все знаем о своем выборе. Не замечали, Юлия, что иногда нам словно кто-то подсказывает, как поступить в той или иной ситуации?
– Бог? А мне говорили, что вы не верите в Бога, отсюда и проблемы с Ватиканом в то время, когда вы жили в Неаполе.
– В общеизвестного Бога Гильяно не верят. Мы считаем, что Бог не вмешивается в человеческие дела, поэтому бессмысленно его о чем-либо просить.
– Зачем же такой Бог? С таким же успехом он мог бы не существовать.
– Вы атеистка, Юлия?
– Разумеется.
– Но вы ведь верите в то, что у вашего мира было начало? Большой взрыв, например? Как точка отсчета. Почему бы не назвать эту точку Богом? Куда он делся после взрыва, исчез? Взорвался? Или стал вашей Вселенной? И он стал вами, а вы стали им.
– Неудивительно, что вы так раздражали Ватикан, – фыркнула Сакович. – Настоящая софистика. Представляю, как верные служители Церкви зверели от ваших богохульных
