Дон Гильяно ни на секунду не замешкался с ответом:
– Они считают, что Дом Гильяно заключил сделку с дьяволом. Разве вы ничего подобного не слышали?
– Слышала, – удовлетворенно кивнула Сакович. – А это правда?
– В мифологии Дома Гильяно дьявола как противостоящей Богу силы не существует.
– Бросьте, дон Гильяно, а как же извечная борьба добра со злом, тьмы и света?
– Гильяно считают, что этой борьбы нет.
– Потому что дьявола нет, зла нет?
– Зло есть. Добра нет. Мир и есть зло, синьора Сакович.
– А кто же тогда вы, дон Гильяно?
– Дон – злой дух, который является причиной существования этого мира, воздействует на мир, излучая свои мысли и желания. Не знакомы с тибетскими верованиями? Мария, подай мне тибетский словарь. Должны ведь вы узнать что-то новое благодаря интервью? Или я неправильно понимаю вашу задачу как журналиста?
– Правильно понимаете, – внезапно побелевшими губами ответила Юлия Сакович. Страх холодным когтем продрал ее от лопаток до позвоночника. Ей никогда не бывало страшно. Ее не могли напугать ни убийцы, ни насильники, ни плохо освещенные улицы, ни фильмы ужасов, ни телепузики.
Дон Гильяно заметил ее страх, он всегда замечал в людях это чувство, ощущал его как тень, маячившую за спиной человека, и эта тень обладала определенным запахом – запахом смерти, смесью крови и сырой земли.
– Не бойтесь, Юлия. Не тайну вам открываю. Об этом давно написано в книгах. Знай вы заранее, что я – злой дух, неужели отказались бы от интервью? Вы снова разочаровываете меня. Ну же, читайте вот на этой странице… – протянул он книгу через стол.
Сакович дрожащими руками приняла старинный том:
– Глагол «дон», – прочла она нетвердым голосом, строчки расплывались перед глазами, – означает «являться причиной, вызывать появление, принуждать». В сочетании со словом «мантра» он приобретает новый смысл – «произносить магическое заклинание», «излучать изначальную присущую вибрацию, для того чтобы вызвать изменения на тонком уровне сознания и бытия». Как существительное «дон» или «гдон» чаще всего употребляется в значении «злой дух» или «демон». Привидения, демоны и злые духи – это существа или силы, появившиеся в результате особенно дурных и ядовитых кармических вибраций, излучающие негативные воздействия. – Она отложила книгу. Хотелось вымыть руки, как будто она коснулась чего-то грязного. Или хотя бы вытереть их. Но ведь это был всего-навсего словарь. Откуда у нее это чувство гадливости?
– Что скажете, синьора Сакович?
– Вы верите в сказки культуры Бон? – собрав последние остатки мужества, усмехнулась она.
– Я верю в любые сказки. Вера в них – единственное, что нам остается в непредсказуемом мире всеобщего зла. Что может быть реалистичнее сказания о драконе и принцессе? Не чувствуете ли вы себя принцессой, Юлия, которая угодила прямо в логово к дракону?
– Вся редакция знает, что я отправилась к вам на интервью.
– Но ведь с вами могло случиться что угодно по дороге. Мир так жесток, – явно издевался дон Гильяно.
– Вы не убьете меня. Это дикость!
– И почему же подобная дикость приходит вам в голову, Юлия? Обычно я не убиваю журналистов. Чаще я отклоняю их настойчивые предложения о встрече, об интервью. Но вы были слишком настойчивы, Юлия. Будьте любезны, прочтите, что написано в вашем приглашении в Дом Гильяно.
Приглашение лежало между страницами блокнота. Юлия Сакович за уголок вытянула карточку, перевернула ее и прочла: «Чтобы тот, кто ищет путь, – нашел его, чтобы тот, кто томится и не знает, есть ли этот путь, – получил уверенность, чтобы тот, кто твердит обратное, – уверовал».
– Хочу, чтобы вы уверовали, Юлия. Вся наша беседа убедила меня в том, что вера вам дается непросто. Но вы поверите. Вы поверите в то, что ваш путь был единственно верный, он подарил вам любимое дело, признание, он привел вас ко мне в Дом, и здесь, в Доме Гильяно, ваш путь оканчивается. Это был славный путь, о нем не стоит сожалеть. Мария, поставь пластинку и пригласи Яна ко мне в кабинет.
Мария вручную завела патефон с огромной медной трубой-цветком, несомненно музейный экспонат, антиквариат, сохранившийся с позапрошлого века; поставила под иглу виниловую пластинку. И полился волшебный голос любимца итальянских мафиози в Америке – Фрэнка Синатры.
«My way», песня о повседневных заботах уставшего от жизни сердца, уносила вдаль, голос чарующими низкими нотами задевал душу.
– «Все мы – розы. Мы бледнеем и вянем, если нас не срезают в расцвете лет», – задумчиво проговорил дон Гильяно.
Возможно, пластинку заело на допотопном патефоне, и она крутилась и крутилась с начала, вгоняя Юлию в подобие транса. Она бы ничуть не удивилась, если бы вдруг обнаружила себя кружащейся в медленном танце посреди кабинета дона Гильяно, причем наблюдала бы она за своим танцем со стороны.
– Кого, как вы думаете, я приглашаю в Дом? – эхом звучал в ее голове голос дона Гильяно. – Самых талантливых? Самых жестоких? Самых сильных? Самых смелых? Нет, тех, кто решил идти дальше. Людей, готовых продать душу дьяволу. Они не уверены в том, что у них есть душа, они сомневаются в том, что стоящий перед ними – и есть дьявол. Они не знают, что произойдет после акта купли-продажи, – будет ли их душа терзаться в аду или пировать среди демонических сил. Они просто совершают сделку. Рискуют. Пробуют что-то новое. Выходят за рамки. Преодолевают свою человеческую природу.
Она не помнила, как ее представили Яну Каминскому. Зато в память врезалось, что манжеты на его рубашке были расстегнуты, и они очень тревожили ее, будто там определенно чего-то не хватало, какого-то чрезвычайно важного украшения, и она знала, что это нарушение дресс-кода тревожит и дона Гильяно. Он недоволен Яном.
Юлия с Яном пересели на необъятный кожаный диван и о чем-то еще говорили. Спрашивал Ян, а Юлия отвечала. Дон Гильяно смотрел на них из-за своего стола. Ей хотелось задать несколько вопросов об убийстве, она их приготовила на случай, если ей удастся встретиться с Яном Каминским в Доме Гильяно. Не очень она рассчитывала на эту встречу, но надеялась на свое обычное журналистское везение. Но те вопросы почему-то не шли у нее с языка. Он был так мил, обаятелен, что ей показалось, будто она может своим вульгарным любопытством расстроить его. Спросить об убийстве – все равно что оклеветать этого парня с такими прекрасными, чарующими синими глазами. Никогда ее раньше не занимали столь тонкие, высоконравственные материи.
Что он спрашивал? Что она отвечала? Его взгляд менялся от участливого до насмешливого. Они посмеялись над парой шуток. Даже дон Гильяно издал что-то похожее на мрачный «хмык», что, верно, должно было означать одобрение. И вдруг – Юлия даже не заметила, как так получилось, – она оказалась с Яном в Саду. Он водил ее по цветнику и рассказывал о розах, называл
