— Вы живы и здоровы? Вы не гниете в канаве после визита убийц взбешенных князей, которым очень был нужен любой виновник? Вас не полосуют на ломти в пыточных Голицыных? Вы ведь счастливы, если прислушаться к себе?
— Наверное… — Пошла кругом голова у Ники.
— А что до свободы рода, — иронично посмотрели на нее. — Вам было достаточно сказать об этом Голицыным.
— Но нас бы убили…
— Зато все бы в империи точно знали, что эти трупы — свободный род! — С пафосом и с грустным весельем сказали ей…
— Н-но почему Максим сделал все остальное? Все, что было в Москве?! — Стараясь не потерять нить, пошла в атаку Ника.
— Понимаете, Максим никогда не обидел бы вас сам, равно как не дал никому в обиду, — очень серьезно сообщила ей Катя. — Он как-то признался, что не понимает, как за него можно отдать жизнь. Он считает таких людей если не святыми, то очень важными для себя. Например, Света, которая пожертвовала собой, его защищая, почитается им чуть ли не матерью….
— Матерью? — С недоверием посмотрела Ника. — Но мама — она же одна!
— У него два отца, четыре деда и как минимум три бабушки, — отмахнулись, как от пустяка. — Подумаешь — две мамы.
— А я? Я чем провинилась? Я ведь тоже спасла ему жизнь!
— Верно, — подтвердили ей, разглядывая как непонятный, но очень интересный образец букашки. — Но вы с такой тщательностью, с такой методичностью начали доказывать Максиму, как вы сожалеете о том, что его спасли, что он тоже стал терять эти трепетные чувства в ваш адрес. Или вы не заметили, как с каждым вашим словом, жизнь вокруг становится все хуже и хуже?
— Но он ведь мог сказать!
— А вы спрашивали, когда хотели взорвать подвал?
— Не взорвать! Просто эвакуация, утечка газа! Там датчики!
— Тем не менее, разве вы хотели говорить? Для первой беседы, Максиму пришлось сажать вас с собой за одну решетку.
Ника облокотилась на стол и уронила лицо на ладони. Что-то пошло не так. Все пошло не так. Весь ее мир, вся выстроенная картина событий — все скрипело по швам, стремясь рассыпаться. Все уже рассыпалось.
— Сколько жизней ты должна ему, Ника? — Спросил ее тихий и уставший голос. — А спасла ты ему только одну.
— Что же же мне теперь…? — Столь же тихо спросила девушка.
— Нам нет до этого никакого дела, — последовал без промедления холодный и отрезвляющий ответ.
— Н-но… — Удивилась Еремеева, подняв голову и посмотрев сначала направо, потом налево.
— И снова привет! — Ворвался в этот промежуток времени хлопок двери и довольный голос Максима.
От двери устало протопала Брунгильда, завалившись на свой коврик с видом «Устала! Сколько можно! Завтра повторим».
— Привет! — Замахали ему рукой сестры.
И Ника тоже что-то вяло пробормотала, суетливо выпрямляясь и поправляя сбившийся локон волос.
— А можно воды?
— Да, конечно, — вскинулась Ника, подавая закрытую литровую бутылку минералка.
— Спасибо, — с улыбкой принял воду Максим, щелкнул крышкой и присосался прямо из горла, пока в емкости не осталась половина. — Уф, хорошо…!
А затем юноша как-то странно качнулся, словно его повело. Он с нечитаемым выражением лица посмотрел на бутылку. А затем — с невероятной горечью и обидой — на Нику, после чего с неприятным звуком потерявшего всю волю и силы тела рухнул в обморок.
— Максим! — дернулась к нему Ника, выпрыгивая из-за стола и желая упасть рядом.
Но подле Максима уже гневно щерила пасть Брунгильда, глядя на Нику в невероятной ярости, и только руки сестер на ее ошейнике, каким-то образом опередивших Нику, отделяли миг нападения.
— Что с ним? — Беспомощно посмотрела на девчонок Ника, замерев в паре метров от тела.
— Ты его отравила, — холодно ответили ей.
— Но это же не я! — В полном раздрае чувств крикнула она.
— Верно. Это сделали мы. Но утром скажем, что это была ты.
— За что?!
— Максим слишком добрый, — холодно смотрели на нее глаза двух настоящих чудовищ. — Прошлая девушка его продала. Ты хочешь убить. За что ему это?
— Я н-не хочу! Я больше не хочу его убивать!
— Не бойся, Максим не станет тебя наказывать. Он просто забудет про тебя. Держись от него подальше.
— В-вы не посмеете! — Скорее, растерянно произнесла девушка.
— Уже посмели, — ответила Катя. — Ты ему не нужна. Ты глупая и приносишь ему боль. У тебя есть наличные?
— Е-есть. Я п-продала машину. Заберите все! — В отчаянии стала тормошить Ника кошелек, желая его открыть.
— Раз есть деньги, значит найдешь гостиницу и купишь с утра билет. А сейчас выметайся на улицу, пока я не спустила собаку.
Брунгильда грозно зарычала, исходя безумием от того, что ее любимому хозяину причинили боль.
— Дайте мне с ним объясниться, — тихо прошептала Ника.
— Твое время вышло, — повеяло недобрым, и, увы, необоримым от перстней на руках сестер. — Уходи сама.
И Ника подчинилась, деревянной походкой двигаясь к калитке.
Лязгнул засов за ее спиной.
— Мы вызвали тебе такси, — не было ни грамма сочувствия в этом голосе…
Хлопнула дверь, отрезая тепло семейного очага от холода второго часа ночи. Горели равнодушные звезды над головой. А в душе девушки был полный раздрай…
— Красавица, ты вызывала? — Сама не заметила она время, прошедшее, пока подкатило такси.
Надо было садиться и уезжать. Чтобы навсегда исчезнуть из жизни человека, которого она вчера ненавидела, клялась убить, и от которого желала сбежать. Но сейчас… Сейчас она не могла этого сделать.
Сжались в кулаки пальцы, а подбородок вновь гордо поднялся ввысь.
Ника села в машину, но только для того, чтобы попросить сделать полуоборот вокруг дома, выйдя к нему от соседней улицы.
— Будут уточнять, скажите, что довезли меня до гостиницы в центре, — сунула она заработанные недавно пятьдесят рублей в руки шоферу.
— Легко, — пообещал он и довольный уехал в темноту конца улицы.
Она обязана поговорить с Максимом. Обязана сказать,
