Как фельдмаршал взмахнул платком, не ко времени задумавшийся Руппи проглядел, но плац ожил. Ругнулась труба, дернули головами часовые, вернулся Моргнер, за которым пара рейтар под присмотром Вюнше, точно коня на развязках, вели Вирстена, одетого в серую шубу мехом наружу. Смерть от холода будущему висельнику, в отличие от начинавшего подмерзать Руппи, не грозила.
У виселиц процессия повернула, и возглавлявший ее полковник заслонил осужденного. Вышло странно и мерзко, словно болотный егерь[8] вел прикинувшихся людьми псов.
– Вы желаете говорить? – слегка удивился Луциан. – Стоит ли?
Ответа не воспоследовало, только рука в шитой серебром перчатке отстучала по подлокотнику пару тактов. Адрианианец молчал, снег скрипел, над остывающими кру́жками курился пар, и очень хотелось выхватить пистолет. Пару месяцев назад Руппи точно бы не выдержал, но школа Бруно свое брала, а может быть, он просто привык к белоглазым, этих же в любом случае собирались вздернуть, оставалось выдержать какую-то четверть часа.
Когда Моргнер щелкнул каблуками и отступил, Руппи уже был спокоен. Взглянуть напоследок на очередного из своих несостоявшихся убийц? Извольте! В будущем придется смотреть на многих, начиная с Марге и кончая Хохвенде, которому не отвертеться, сколько б швали ни набилось между голенастым трусом и уцелевшим лейтенантом с «Ноордкроне»!
– Ты просчитался, – Бруно отхлебнул из кружки, но почувствовал ли вкус? – и ты получишь по заслугам. У тебя будет время осознать свою глупость, и ты будешь думать именно о ней, потому что Создатель и Дриксен – это не для оборотней. Ты будешь подыхать, пока мы, живые, будем пить вино и думать о будущем. Ваше преосвященство, вы желаете что-то сказать этому самоубийце, или его можно убрать?
– Любой разговор должен иметь смысл, – отец Луциан говорил словно бы сам с собой. – Здесь его нет.
– Он будет, – каркнул Вирстен. – Вы тоже будете подыхать и вспоминать… Особенно Фельсенбург с Рейфером и кошачьим епископом… Не сейчас… Когда поймут, что Дриксен конец, и что я бы перехватил у Марге вожжи! Бычья голова для такого не годится. Ты пойдешь на мясо, Бруно фок Зильбершванфлоссе, и никакие палаши с маневрами тебя не спасут. Ты – дурак, старый, упрямый…
– Заберите, – в голосе Бруно звучало умеренное раздражение. Как при виде пятна на любимой салфетке. – И приступайте.
– Фельсенбург, ты при всех своих…
Вюнше не сплоховал, метнулся огромный кулак, и обмякшее тело повисло на своих веревках, затем его перехватили и поволокли к виселице. Одного мерзавец уже добился, смерти он не заметит.
– У меня не кесарская опера, где преступнику напоследок положена длинная ария, – Бруно подозвал ординарца. – Глинтвейн остыл, заменить. Всем.
На месте отца Луциана Руппи бы заметил, что прозвучавшее является не арией, но дуэтом, на своем – поправил шейный платок и поискал глазами папашу Симона. Тот трудился вовсю: бывший адъютант уже болтался в петле, а следующий мерзавец как раз прощался со скамьей… Оставалось надеяться, что пока мастер вешает оставшийся десяток, Моргнер с Вюнше управятся с одним, и прощай, запакощенный форт, здравствуйте – сперва Морок и ветер, а потом – фрошерская касера. Руперт фок Фельсенбург напьется если не с Алвой, то с Арно…
– Вы изобретательны, фельдмаршал. – Отец Луциан по-прежнему спокоен. – Если не ошибаюсь, варитские традиции предполагают холодную воду и голое тело. Орден Чистоты в свое время использовал кипяток, дабы отмыть напоследок грешные души, но потом пришли мориски. Мтсарах Справедливец ваше решение бы одобрил, ведь зимой в Гельбе ызаргов не найти.
– Это решение одобрили бы Шрёклих с Неффе.
– В этом у меня уверенности нет, скорее они бы согласились с мастером Киппе.
– Господин командующий, горячий глинтвейн.
– Раздайте и распорядитесь накрывать. Через четверть часа мы будем.
Генералы торопливо разбирают кружки, а умудренная обозная лошадь медленно отступает, поднимая окутанную паром бочку, над которой торчит человеческая голова. Бруно изобретателен, Бруно очень изобретателен… Одеть предателя в шубу, сунуть по горло в горячую воду, поднять над землей и уйти обедать. Крики и проклятия услышат разве что повешенные подручные, а вода в замотанной сукном бочке будет остывать долго. Сперва остывать, затем потихоньку становиться льдом. «У тебя будет время осознать свою глупость, и ты будешь думать именно о ней». Будет, куда денется, и это похуже вгрызшегося в тело ызарга, ведь боль убивает мысли.
– Господин командующий, все преступники успешно повешены…
– Господин фельдмаршал, столы накрыты…
– Очень хорошо. Эсператия учит, что предсмертные размышления порой спасают душу, не так ли, ваше преосвященство?
– Размышления в подобном положении не спасут ничью душу, впрочем, души спасают себя сами. А если они достаточно сильны, ещё и других. Не так ли, Руперт?
– Не знаю… Наверное.
Бруно готовится обедать, генералы уже встали, одни торопливо допивают, другие оставили кружки на скамье, только Рейфер вернул свою ординарцу. Валит пар над висящей бочкой, покачиваются повешенные, каменеет караул.
– Фельсенбург, – подает голос Бруно, – письмо при вас. Езжайте немедленно и помните, ответ должен быть сегодня.
– Да, господин фельдмаршал.
Вот и хорошо, вот и славно, только… А что только?
Твари должны подыхать, желательно мучительно, чтоб другим было неповадно. Только тем, кто здесь, и так неповадно, а ведь молчат, смотрят, то есть пытаются не смотреть. Не мимозы, но все же… Торопливость, молчание, отведенные глаза – мерзко это всё! Мерзко и унизительно.
– Фельсенбург, вы хотите что-то сказать?
– Да, господин фельдмаршал.
Выхватить пистолет, почти не глядя выстрелить в виднеющийся сквозь клубы пара смутный шар.
– Что именно вы желаете сказать? – Пороховой дымок рассеивается быстро. Вирстен молчит, бочка качается, скрипят тросы. Попал или нет? Попал! Морок против обозной клячи, что попал!
– Господин фельдмаршал, я уже сказал. Пусть свершится… чья-нибудь воля.
– Фок Вирстен умер после своих сообщников и без отпущения. Большего земное правосудие дать не может. – Отец Луциан как-то оказывается между наследником Фельсенбургов и принцем Зильбершванфлоссе. – Сын мой, тебе отпускаются все грехи вольные и невольные, свершенные до сего дня. Как и твоему слуге. Во имя Адриана и именем его.
Глава 3. Гельбе
1 год К.В. 2-й день Зимних Скал
1
В сумерках Герард скис, очередной раз подтвердив свою утреннюю сущность. На лошади рэй Кальперадо еще держался, но вид у него был такой, что в любой другой день и в любом другом обществе Валме бы скомандовал привал. Валме, но не девица Арамона.
– Герард доедет, – заверила она, совершенно верно истолковав взгляды Марселя. – Одному зимой в поле ночевать нельзя, а если мы все остановимся, он, когда выспится, начнет переживать. Герард вечно переживает, когда из-за него у других сложности, но лучше так, чем сперва всех подвести, а потом злиться и удивляться, когда люди обидятся.
– Вне всякого сомнения, – согласился Валме, уже некоторое время сожалевший, что родителем белокурой умницы был не Фома. – Ваш брат рано встает, возможно, особенности его характера проистекают из этого.
– Герард – ужасный соня, – повергла виконта
