— По-моему, я готов танцевать, — сказал я. Но когда я снова взглянул на Фериус, то обнаружил, что пейзаж вокруг нас движется. Мы танцевали — и, похоже, давно.
Очень медленно Фериус позволила нам остановиться.
— На этом заканчивается урок, — сказала она второй раз за ночь.
— Но мы только начали. Я только-только почувствовал…
Фериус отпустила мою руку и указала на костерок.
— Смотри.
Огонь почти угас, дрова превратились в пепел. Рейчис свернулся клубком и спал рядом, его шкурка была тускло-коричневая под цвет земли.
— Сколько времени?
— Немало, — сказала Фериус. — Но теперь нужно остановиться. Пора отпустить танец.
— Почему?
— Потому что там, в городе, с хорошими людьми происходят скверные вещи, и даже тем из нас, кто следует по пути Полевой Ромашки, иногда приходится путешествовать во тьме.
35
НЕЧУВСТВИТЕЛЬНОСТЬ
Я понятия не имел, который был час, когда мы вернулись, но тут же рухнул в постель, даже не раздевшись. Один блаженный час я спал мертвецким сном и проснулся от колющей боли в левом глазу, а с ней пришли ужасные видения, от которых я потянулся за своими порошками. К счастью, Рейчис укусил меня, прежде чем я до них добрался.
— Проснись, Келлен, — протрещал он. — Ты… как это называется, когда человек пытается сотворить заклинание во сне? Снотворение?
— Не знаю, — сказал я, прижимая руку к левому глазу. О предки, как же больно. Вдруг я почувствовал новую боль, на этот раз в другой руке, на которой появились следы зубов белкокота. — Какого?..
Рейчис посмотрел на меня.
— Я подумал, что, может, если я тебя укушу, ты забудешь про боль в глазу. Помогло?
Я покачал головой, вылез из постели и потащился к двери. Куда бы я ни смотрел, я видел кровь, а прожилки в настенных деревянных панелях словно корчились и свивались, пытаясь когтями продрать себе путь наружу.
— Куда ты? — спросил Рейчис.
— На улицу, — я едва мог говорить. — Нужно на улицу.
Я услышал, как он спрыгнул с кровати, чтобы пойти за мной.
— Нет, — сказал я. — Ты остаешься здесь.
Он, кажется, немного обиделся. Когда я добрался до конца сада, боль уже начала проходить, а видения отступали. Деревья уже стали деревьями, а не перекрученными многорукими монстрами, которые старались высвободиться из кандалов. Небо было черным, а не красным, и гладкая галька под ногами на ощупь была приятной и нежной, а не полем острых лезвий. Я почувствовал такое облегчение, что не сразу заметил, что я в саду не один.
— Ты тоже чувствуешь, да? — спросила Сенейра.
Она сидела на корточках рядом с клумбой синих и желтых цветов, обхватив руками колени и раскачиваясь взад-вперед.
— Плохо? — спросила она.
Я кивнул.
— А ты как?
— Паршиво.
Я сел рядом с ней и откинулся назад, опершись на локти и глядя в небо, чтобы убедиться, что звезды — все еще звезды, а не тысячи разъяренных пчел, которые собираются меня изжалить. Я был в полном изнеможении — еще один дар, который принесла с собой Черная Тень.
— Знаешь, что хуже всего? — спросила Сенейра. — Даже не боль и не голоса — хотя от них мне хочется кричать, пока я их не заглушу. Хуже всего то, что, когда все заканчивается, я уже ничего не чувствую.
— Это как?
Она слегка пожала плечами и покачала головой.
— Я ничего не чувствую. Ни счастья. Ни грусти. Когда я думаю о моих друзьях, или об отце, или даже о Тайне… они мне как будто чужие, как будто у меня даже нет семьи, — она повернулась и посмотрела на меня. — У тебя тоже так?
Я не ответил, потому что не мог. Мне и так всегда казалось, что у меня нет семьи, так что откуда мне знать, хуже стало от Черной Тени или нет?
— Я ущипнула себя, — продолжала Сенейра, показывая запястье. Было слишком темно и было не видно, есть там синяк или нет. — Сильно ущипнула, просто посмотреть, почувствую или нет.
— И как?
— Нет. В смысле, боль я почувствовала, но это было неважно.
— Сколько это продолжается? — спросил я. — Эта нечувствительность.
Она легла на землю рядом со мной.
— Может, час. Иногда дольше. И даже потом… жизнь кажется… какой-то тусклой, словно я вижу мир в серых тонах. Еда на вкус… нормальная, наверное, — она взяла меня за руку и провела моими пальцами по своей ладони. — Даже это. Я чувствую, но так, словно это происходит с кем-то другим.
Звук шагов белкокота по половицам в доме донесся до меня за мгновение до того, как мохнатая морда Рейчиса появилась в проеме двери черного хода.
— Поцелуй ее, — сказал он.
— Забудь об этом.
— Забудь о чем? — спросила Сенейра.
— Ни о чем.
Она посмотрела туда, где на ступеньке черного хода сидел Рейчис.
— А, твой… деловой партнер.
— Поцелуй ее, Келлен, — протрещал белкокот, нюхая воздух. — На этот раз я не шучу. В глубине души она этого хочет.
— Что он сказал?
— Ничего, он просто… — и тут мне в голову пришла одна мысль.
Я встал, протянул ей руку и помог ей подняться.
— Что такое? — спросила она.
Одной рукой я взял ее за правую руку, а вторую положил ей на поясницу.
— Танец.
— Танец?
Я кивнул, потом сообразил, что надо было, наверное, спросить, прежде чем хватать ее.
— Ты…
Она пожала плечами.
— Хуже не будет.
Музыки у нас не было, и я уверен, что по любым стандартам танцор из меня никакой — Рейчис с большим удовольствием постоянно мне это твердит, несмотря на свои собственные нелепые попытки. Но почему-то, когда следующие несколько минут мы с Сенейрой кружились по саду, я почувствовал, что в ней что-то меняется. Вначале мне показалось, что она застыла от неловкости, но, когда я решил остановиться, она покачала головой и потянула меня за собой. Тогда я понял, что мне показалось, будто она напряглась, просто потому, что первые несколько минут она была почти бесчувственной. А теперь она снова ожила, и в ее движениях были цель и решительность, словно мы оба плечом к плечу шли в атаку. Это было не счастье. Скорее упрямая решимость быть счастливыми.
Через некоторое время в ней опять что-то переменилось, она стала легче, свободнее. Иногда мы теряли ритм, то она спотыкалась, то я наступал ей на ноги, и тогда она смеялась, и мы начинали заново. Я не знаю, сколько времени мы танцевали, но первые лучи рассвета уже показались на горизонте, когда она остановилась, притянула меня к себе, обняла и долго не отпускала.
— Спасибо, Келлен, — сказала она, потом разжала руки и убежала в дом.
Я стоял в полном одиночестве, пока Рейчис не подошел ко мне и не спросил:
— Идешь по пути Полевой Ромашки, а?
— Может быть, — ответил я. — Шаг или два сделал точно.
36
ДОМ ПОД ЗАЩИТОЙ
Я проспал все утро и большую половину дня, и мне снились танцы. Вначале картины
