Чем дольше Эстен наблюдал, тем сильнее вздымалась его ярость, становясь чем-то почти непреодолимым. Он крепче сжал топорище и приготовился атаковать. Но вдруг он почувствовал легкое движение ниточки на запястье. Он едва видел ее в темноте, но она все еще была на месте. Его талисман, зовущий домой. Он вспомнил про жену и детей и опустил топор, несмотря на то, что Стирбьорн возвышался над телами трех хороших бойцов из отряда Торвальда. Людей, которые…
– Эй вы там! – проревел Стирбьорн. – Я знаю, что вы меня слышите! Мне нужен свободный проход к Уппсале! Если вы продолжите нападать, я сожгу этот лес дотла! Если вы поставите еще ловушки, я сожгу этот лес дотла! Если я не смогу править этой землей, знайте, я ее уничтожу!
Это не было пустым хвастовством. Эстен знал, что он говорит правду, и снова подумал о хозяйствах и поселениях, примыкавших к Мирквуду, о полях и пастбищах, о тех, чьи жизни зависели от них. Что будет значить победа над Стирбьорном, если свеи потеряют саму землю, которую пытаются защитить?
Придется дать Стирбьорну пройти.
В этот момент Эстен поклялся, что однажды отомстит Стирбьорну. Настанет день, когда он покажет Стирбьорну, что такое ярость.
Глава 16
Хавьер знал, что великан был предком Дэвида и Грейс. Но они не были вдвоем в одной симуляции, поэтому он говорил не с Дэвидом и не с Грейс, отдавая приказы и передавая отряд в руки Эстена, огромные, надо сказать. Корабли Стирбьорна догорали вдалеке, тогда как флот Харальда Синезубого возвращался обратно в Ютланд. Торвальд догадывался, что вызвало оба эти события, но ему нужно было знать наверняка, поскольку он собирался планировать следующие шаги. Было бы несложно проникнуть в лагерь йомсвикингов и убить Стирбьорна, но это может быть ошибкой, если соображения чести заставят йомсвикингов отомстить за него, не говоря уже о тех представителях знати, которые тайно добиваются возвращения Стирбьорна. Прежде чем действовать, Торвальду нужно было узнать больше.
Он мчался сквозь ночь, используя свою способность, зрение Одина, чтобы проскальзывать среди деревьев и перепрыгивать через валуны в темноте, пока не добрался до лагеря йомсвикингов на берегу Меларена. Он слился с тенями и проник внутрь незамеченным, слушая и наблюдая, пока не добрался до костра, вокруг которого Стирбьорн собрал совет. Там Торвальд стал тих как могила, наблюдая за обсуждением с расстояния, достаточного для того, чтобы почувствовать запах соленой трески в дыхании йомсвикингов.
Стирбьорн превратился в силача со времен своего изгнания, теперь он был даже выше Эстена и всех, кого Торвальд когда-либо видел. Стоявший справа от него пожилой воин обратился к собравшимся:
– Я высказался за сожжение кораблей. Это было необходимо после предательства Синезубого, чтобы никто из нас не подумал, что мы тоже можем отступить.
– А что насчет клятв, которые мы принесли тебе, Палнатоки? – спросил один из йомсвикингов. – Много лет назад, когда мы вошли в Йомсборг. Ты помнишь? Разве их было недостаточно? Разве того времени, что мы сражаемся за тебя, недостаточно, чтобы убедить тебя в нашей преданности?
Торвальд знал о Палнатоки и его репутации, но никогда не видел этого человека. Крепкий, седой, закаленный в битвах, он все еще держал спину прямо, расправив плечи, и был смертоносным бойцом, к тому же, хорошим командиром.
– Я не сомневаюсь в достоинстве любого, кто здесь присутствует, Горм, – сказал Палнатоки. – Но наши ряды пополнились, самые молодые из нас могут быть не такими стойкими…
– Назови имя того, в ком ты сомневаешься, – Горм раскинул руки. – Пусть все знают.
– Не назову, – ответил Палнатоки. – Сейчас настало время единства.
Горм взглянул на Стирбьорна.
– Однако же ты внес рознь в наши ряды, позволив этому свею спалить наши корабли.
– Этому свею? – улыбнулся Стирбьорн, хотя ничего веселого не намечалось. – Ты забыл мое имя?
– Нет, – ответил Горм. – Но твое имя я не чту, это не секрет. Мы идем за Палнатоки.
– Тогда прекрати этот разговор, – сказал Палнатоки. – Дело сделано. Мы клялись до того, как сожгли корабли, поклялись и сейчас. Идем в Уппсалу и…
– Палнатоки!
Все обернулись на двух воинов, приблизившихся к костру. Те вели женщину. Она, очевидно, была воительницей, в кольчуге и с мечом на боку. Ее нельзя было назвать красивой, но она была скорее приятной наружности, нежели наоборот. У нее были светлые волосы, заплетенные в косу, и симпатичный нос. Хавьер невольно улыбнулся, когда почувствовал влечение Торвальда к ней.
– Это кто? – спросил Стирбьорн.
– Датчанка, – сказал один из воинов, сопровождавший ее. – Ее соотечественники оставили ее…
– Меня не оставили, – сказала женщина, и ее голос прозвучал четко и спокойно. – Я сама решила остаться.
Стирбьорн медленно подошел к ней, пока не оказался совсем рядом, глядя сверху.
– Почему?
Воительница не опустила глаза, и если присутствие Стирбьорна пугало ее, она этого не показывала.
– Потому что я не буду больше сражаться за труса. От моей преданности Харальду ничего не осталось.
– А твоя клятва? – спросил Стирбьорн.
Она посмотрела прямо на него.
– Я не давала ему клятв.
– Не давала клятв? – уточнил Палнатоки.
– Он никогда и не просил, – сказала она. – Полагался на мою преданность.
– Похоже, это было ошибкой, – отметил Стирбьорн. – А мне ты присягнешь?
Она наклонила голову и окинула Стирбьорна взглядом от мысков до бровей.
– Если ты достойный человек, я присягну тебе, когда станешь королем, но не раньше.
Стирбьорн рассмеялся.
– Как тебя зовут?
– Тира, – ответила она.
– Харальд говорил про тебя, – сказал Стирбьорн. – Он предлагал мне тебя, когда…
– Это было не его предложение, – перебила она. – Ты бы понял, если бы согласился.
Стирбьорн снова захохотал.
– Уж в этом я не сомневаюсь. Теперь надо обсудить, что с тобой делать. Ты осталась, когда твой король и твои земляки ушли. Ты собираешься сражаться вместе с нами?
– Я собираюсь выполнить клятву, которую давал тебе Харальд, – она оглядела собравшихся на совет. – Я хочу, чтобы вы знали, что у датчан еще есть достоинство.
– Нет, – сказал Палнатоки. – Женщинам запрещено быть йомсвикингами.
– Запрещено у вас в Йомсборге, – возразил Стирбьорн. – А мы не в Йомсборге. Кроме того, мою сестру ты принял.
– Твоя сестра – дочь короля, – напомнил Палнатоки.
– Как и я, – сказала Тира.
Ее заявление удивило Торвальда, а это, как Хавьер уже понял, было трудно сделать.
– Чья? – спросил, наконец, Стирбьорн. – Чья ты дочь?
– Я дочь Харальда, – ответила она. – Моя мать была воительницей.
– Он тебя признал? – спросил Стирбьорн.
– Нет, – ответила она. – Я этого и не добивалась.
– Почему нет? – поинтересовался Палнатоки.
Она обернулась к нему и нахмурилась.
– А ты бы стал этого добиваться?
Теперь уже Палнатоки рассмеялся вместе со Стирбьорном, и оба согласились, что Тира должна вступить в их ряды, причем в качестве члена военного совета, который вскоре продолжил обсуждать предстоящий поход. Торвальд слушал, пока совет не разошелся, а затем он выбрался из лагеря и отошел на расстояние, с которого мог видеть движения вражеской армии и планировать свои.
Судя по всему, йомсвикинги не были особо преданы Стирбьорну, однако у
