Она слегка толкнула брата.
– Вылезай. Пойдем домой, пусть знают, что мы вернулись.
– Окей.
Он открыл дверь машины, и они вместе выбрались и дошли до порога. Мама открыла им дверь прежде чем они шагнули на верхнюю ступеньку, и Грейс почувствовала, как в доме пахнет банановым кексом.
…
Наталия открыла дверь в квартиру бабушки и дедушки. Она не унюхала никакой еды на плите, но это ее не волновало, потому что единственное, что ей было нужно, – это объятия. И когда бабушка встретила ее в дверях, Наталия раскинула руки и обняла ее, может быть, чуть крепче, чем обычно. Но бабушка была сильной женщиной и могла такое выдержать.
– Как я рада тебя видеть, Наталия, – сказала она. – Как я рада. Мы так скучали, ждали, когда ты вернешься. Тебя отпустили домой из этой твоей школы?
– Да, – ответила Наталия. – Домой, насовсем.
– Ты хорошо училась?
Наталия улыбнулась.
– Хорошо.
– Тогда почему тебя отправили домой?
– Всех отправили, – сказала Наталия. – Они закончили программу.
– Это плохо.
Они прошли в гостиную, где дедушка читал газету, сидя в кресле. Его очки сползли так низко, что Наталия удивилась, как они еще не упали с его носа.
– Наталия! – воскликнул он, складывая и убирая газету.
Она подошла ближе и позволила себя обнять.
– Привет, дедуля.
– Что случилась в школе, почему тебя отпустили домой? – спросил он.
– Ничего, – ответила она. – Это была временная программа. Она закончилась.
– А, – произнес дедушка, глядя на нее поверх дужки очков. – Ты просто слишком хороша для них, понятно? Не волнуйся об этом.
– Не буду, – Наталия снова улыбнулась и одной рукой обняла бабушку. – Есть вещи, о которых я не хочу волноваться больше никогда.
…
Оуэн попросил, чтобы его высадили в паре кварталов от дома бабушки и дедушки. Ему нужно было еще немного времени, чтобы обдумать, что он скажет, когда вернется. Все думали, что он сбежал, и наверняка будет масса вопросов об этом. Сначала будет масса сомнений и подозрений, и Оуэн понимал почему. Он смирился с этим.
Дед, наверное, предложит прокатиться за мороженым, чтобы посмотреть, расскажет ли Оуэн ему что-нибудь такое, чего не расскажет матери и бабушке. По той же причине мама вечером зайдет к нему в комнату. Но Оуэн не расскажет им ничего, помимо того, что уже решил рассказать. И это будет честно. Он ушел, чтобы найти информацию об отце. Они захотят узнать, где и как, и удалось ли ему раскопать что-нибудь. Он расскажет им, что искал не там, что ничего не нашел.
Монро сдержал обещание и согласился пустить Оуэна в симуляцию, основанную на воспоминаниях его отца. Но в самый последний момент Оуэн отказался, решив, что если ему так нужны ответы на вопросы, значит, эти ответы будут иметь слишком большую власть над ним, какими бы они ни были. Оуэн решил, что ему это не нужно. Он хотел спокойно жить в неведении, хотел допустить такую возможность, что его отец мог совершить все то, о чем говорил Исайя. Но еще Оуэн хотел надеяться, что это было не так. Довольно странную позицию он выбрал – ровно посередине, без ответов на вопросы. Но это было лучшее место, откуда можно было двигаться дальше – как желал бы ему его отец.
Через какое-то время медленная прогулка все же привела его к двери дедова дома, и он попытался открыть ее. Было заперто. Тогда он постучал и сделал глубокий вдох.
…
Он был дома. Хавьер сидел, закрывшись в своей спальне. Один. Наконец-то. Его матери потребовалось несколько часов, чтобы успокоиться, но, в конце концов, она это сделала и согласилась с тем, что он пока не готов был рассказывать о том, где его носило. Просто так он от нее не отделается, и он это знал, но, по крайней мере, она позволила ему немного побыть наедине с собой. Его брат тоже не намерен был просто так отстать от него. Отец же оставил все эти выяснения им на откуп, хотя сам тоже хотел все знать.
В основном, они были просто рады тому, что он вернулся домой целый и невредимый. Они волновались за него больше, чем стоило бы, но Хавьер понимал почему. В некоторых местах ему все еще было опасно быть самим собой в открытую. Но и с этим уже становилось лучше.
Он сидел на кровати и разглядывал две вещи. Первая – это керамический клинок, который передал ему Гриффин. Вторая – телефонный номер. Он не просил его у Монро, Монро сам вручил его Хавьеру и попросил ни при каких обстоятельствах не говорить об этом Виктории. Хавьер должен был просто хранить этот номер до тех пор, пока не поймет, что он хочет делать, кем хочет быть. Он взглянул на перчатку ассасина еще раз, затем сунул ее в коробку из-под обуви и убрал под кровать. Потом он выучил наизусть телефонный номер и разорвал бумажку, на которой он был написан. Память у Хавьера всегда была лучше, чем у всех, кого он знал. Теперь, когда номер был у него в голове, он его точно не потеряет. Он не знал наверняка, кто ответит, если по нему позвонить, но догадывался. Он сможет позвонить, если решится.
Однако в глубине души Хавьер понимал, что вопрос был не в «если», а в «когда».
…
Шон сидел в приемной, листая неинтересный журнал, который схватил не глядя. Он только что поговорил с администратором, как обычно. Рассказал ей, что в школе все нормально, что ему уже лучше. Она вернулась к своим делам и стала отвечать на телефонные звонки, а Шон проехал к свободному месту меж двух стульев. Когда он долистал до последних страниц с рекламой, дверь открылась, и Виктория назвала его имя.
– Рада тебя видеть, – сказала она.
Шон шлепнул журнал на ближайший стул.
– Я тоже рад.
Она придержала дверь, пока он заезжал, а потом провела его по расположенному в центре города офису «Абстерго» до двери, на которой была табличка с ее именем. Она открыла дверь, и Шон заехал в кабинет. Виктория села в белое кожаное кресло, закинула ногу на ногу и обхватила колено руками, сцепив пальцы.
– Какие-нибудь зрительные галлюцинации были на этой неделе?
Шон подъехал так, чтобы сидеть к ней лицом, и остановился примерно в шести футах от нее.
– Нет.
– А со слуховыми как?
– Все еще слышу кое-что. Когда засыпаю. Но я не могу разобрать так четко, как бывало.
– Скорее всего, это значит, что они тоже проходят.
– Надеюсь.
Она взяла планшет и что-то набрала на нем.
– Твои нейробиологические показатели определенно улучшились. Они почти вернулись к нормальным значениям. Ты занимаешься медитацией?
– Да. Если не забываю.
Она нахмурилась, но это больше было похоже на улыбку.
– И как часто такое случается?
– Оу. В будние дни и в
