И разразился горькой бранью.
Может, ей и показалось, но раздался звук, будто ударили кулаком по коре.
***Луиза не стала возвращаться к костру, куда непременно пришел бы и Хорхе. Вместо этого она отправилась прямиком в дом Венделя, где ее ждали чистая постель и тишина. Всю дорогу до дома ей казалось, что кто-то идет следом, но девушка не стала оборачиваться. Поцелуи горели на коже свежими ссадинами.
На кухоньке, как маяк в ночи, горел слабый огонек. Он будто говорил о том, что кто-то ждет ее, несмотря на поздний час.
Доротея и впрямь не спала. Но, когда она отворила дверь, на ее лице не было обычной мирной улыбки. Она быстро ощупала взглядом тьму за спиной Луизы и втащила девушку в дом.
– Что-то случилось?
– Иди сюда. – Иберийка еще раз воровато выглянула в окно, будто боялась, что Вендель может вернуться в неподходящий момент. Наконец она достала из большого кармана передника сложенный вдвое конверт и вручила его Лу. – Это тебе.
– Откуда? Кто его принес?
Но Доротея не ответила, только криво улыбнулась и прижала палец к губам – мол, секрет.
– Прочти у себя. И никому не показывай.
После такой рекомендации Луиза еле дождалась момента, когда смогла запереться в своей комнатке, выкрутить фитиль лампы и ножом вспороть бумагу конверта.
Сначала она не поняла, что за ровные столбцы цифр вперемешку с буквами выстроились перед ней, сливаясь в своей монотонности и бессмысленности. Через несколько минут она догадалась – расписание. Точное расписание поездов и судов иберийской торговой компании, чье название изящным шрифтом было пропечатано вверху каждой страницы.
Но зачем ей это? Похоже на бред сумасшедшего.
На обороте одного из листов она обнаружила единственную мелкую надпись на кантабрийском, сделанную от руки:
«Ты и твои новые друзья найдете этому применение».
#11. Луна отбрасывает тень
Как образованный человек, человек непростой и весьма переменчивой эпохи, Юстас не раз задумывался о собственном жизнеописании. Когда-нибудь, когда сомнения и свершения останутся позади и он лицом к лицу встретит плоды своих деяний, будучи при этом достаточно мудрым и непредвзятым, то возьмется за бумагу и прочертит на ней свой путь.
В то же время Андерсен понимал, что далеко не каждый день и даже месяц достойны того, чтобы остаться в истории. Пусть выпадут в небытие часы, проведенные за книгами о законах, сны, дороги, слепое копошение в служебных бумагах. Пусть белым пятном останутся растянувшиеся на века дни ожидания в здании имперской заставы.
Он хотел бы начать описание олонской главы своей жизни с того мига, когда сквозь затхлый воздух атласной лентой к нему протянулся сладковатый запах можжевеловых курений и раздался шорох шелковых шагов.
Юстас и герцог не были пленниками в полном смысле слова. Александрийцы назвали бы это подвешенное состояние лимбом – не жизнь и не смерть; не казнь, но и не награда. Они проводили дни и недели в небольшой комнате с белыми стенами и двумя простыми топчанами без подушек и одеял. Трижды в день им приносили густую рыбную похлебку, холодный комковатый рис с травами и чистую воду. На окнах не было решеток, а на двери – замка. Но сквозь тонкие перегородки явственно различались силуэты охранников в высоких фуражках, напоминавших колпаки. Из окна же виднелся плац, где изо дня в день тренировались солдаты – стрельба из винтовок по мишеням, рукопашный бой, фехтование. Только безумец решился бы бежать. К тому же у Фердинанда Спегельрафа не было такой цели. Он ждал ответа.
После случившегося в поместье Эриха фон Клокке герцог решил посвятить ассистента в некоторые подробности своего плана. Не в полной мере, намеками, недомолвками, но это было все же лучше, чем глухая пустота, в которой его ассистент провел долгие недели. В конце концов, Юстас не зря проделал вместе с патроном весь этот путь и стал достойным малой роли в большой игре.
Император Ли Мин Сен породил пятерых сыновей, но только старший из них, Ли Мин Тен, был от благородной дамы – жены императора. Остальные же четверо родились у наложниц. Их судьбой было стать цветущей элитой, молодыми полководцами с каплей божественной благодати в крови. Но случилось так, что старший сын в детстве перенес болезнь, сделавшую его бесплодным. Поскольку императрица к тому моменту скончалась, Ли Мин Сену пришлось жениться вновь. Тогда свои права заявила Старая Империя, лежащая далеко на Востоке. Они потребовали, чтобы новой супругой императора стала женщина из их двора, и он не смог отказать, поскольку положение его становилось шатким.
Каково же было его возмущение, когда к нему во дворец, будто в насмешку, доставили десятилетнюю девочку, ровесницу его старшего сына! Будущую императрицу звали Юэлян.
Разумеется, он не притронулся к ней. Вскоре после церемонии он услал девочку в отдельный дворец до дня ее совершеннолетия. На восемь лет все пришло в равновесие: сыновья подрастали и входили в силу, получали лучшее образование и становились прекрасными воинами, а Юэлян превращалась в удивительную красавицу, расцветая день ото дня. Волнения при дворе улеглись до той ночи, когда ее впервые привели в комнаты императора. С тех пор не прошло и месяца, чтобы не шептались о том, что она вот-вот должна понести настоящего наследника престола. Но каждый раз сановников ждало разочарование.
Шли годы, а Юэлян не беременела. Стали поговаривать о том, что Ли Мин Сен стал немощен, растратив себя на наложниц; что Старая Империя подложила правителю пустобрюхую девицу. Что им обоим одна дорога – в монастырь, а чужеземку при этом стоит поморить у позорного столба. Шепотки при дворе стали все более различимыми, а сомнения все более вредоносными. В конце концов двум придворным лекарям отрубили головы, а Юэлян отправилась обратно в свой дворец из зеленого камня, стоящий на минеральном источнике, чтобы «поправить здоровье». Ни один из сыновей не мог претендовать на престол, но у каждого из них в подчинении была небольшая армия. Назревала буря.
Так Оолонг с его титанической мощью со дня на день мог пасть жертвой собственных традиций. И герцог в точности знал, как обратить ситуацию в свою пользу.
Юстас мог только догадываться, кому было адресовано письмо, которое герцог написал сразу же по прибытии на заставу. Буквы незнакомого языка ровно и уверенно бежали из-под пера Фердинанда, превращаясь в замысловатый орнамент. Но с момента, когда послание было отправлено, прошло уже более десяти дней, а ответа все не было.
В один из дней, когда герцог дремал, положив на грудь записную книжку в изумрудном переплете, а Юстас, по обыкновению, развлекал себя, вспоминая годы правления монархов Кантабрии, обоняния ассистента коснулся незнакомый прежде аромат. Тонкий, древесный, дымный. Он почуял его раньше, чем различил звуки в коридоре и
