Он пытался писать ей на старый адрес, но фрекен Стерн переехала, и прошел целый месяц, прежде чем ему удалось передать ей записку через редакцию «Вестника Хестенбурга». На клочке бумаги, который согласился передать подмастерье печатника, уместилось только название заведения, дата и его имя. Позже Олле спохватился, что не написал время встречи, а потому был на месте с самого утра.
Прошло несколько часов, и Олле уже начало казаться, что она не придет. Но ближе к полудню дверь кофейни в сотый раз отворилась, и Хелена, несмело оглядываясь, шагнула за порог.
Заметив старого знакомого, она посветлела лицом и быстро зашагала к нему, на ходу снимая длинные перчатки.
– Герр Миннезингер! Рада встрече. – Хелена простодушно взяла его за руку и крепко сжала. – Уже не надеялась вновь увидеться. Ведь я даже не знаю, где вас искать!
– А вы этого хотели?
На улице было слишком холодно, чтобы судить, отчего так порозовели ее щеки.
– Просто… Я очень не люблю терять людей. Сразу такое чувство, будто дорогу из-под ног вышибают, камень за камнем.
– Но люди теряются в прошлом, хотим мы этого или нет.
Она стиснула пальцы до костяной белизны и присела на стул напротив.
– Пожалуй, вы правы. Иногда я думаю и веду себя как ребенок.
Слава пошла ей на пользу, придала темным глазам уверенный цепкий блеск, лоск – одежде, горделивую прямоту – осанке.
Олле знал, как странно они смотрятся рядом: сияющая чистотой преуспевающая горожанка и грязный одноглазый бандит. Он, правда, постарался не слишком смущать ее своим отталкивающим видом – чтобы прикрыть свое увечье, надел шляпу с самыми широкими полями, что удалось найти, но знал, что все без толку.
Пытливый взгляд девушки, терзаемой любопытством касательно причины встречи, пробудил в нем темную мысль, которую он давно пытался задушить в своей голове: каким увидит его Луковка, когда они наконец встретятся? Захочет ли она говорить с ним, дышать одним воздухом с тварью, изуродованной снаружи и изнутри?
Но он не станет настаивать на продолжении знакомства. Лишь убедится, что она цела и свободна. И, если она того пожелает, сопроводит Луизу Спегельраф ко двору, где ее давно ждут.
– Итак… – Хелена не могла сдержать любопытства.
– Кстати, о детях. Вы помните обстоятельства, что свели нас впервые?
За доли секунды на лице девушки отразилась неописуемая буря эмоций: замешательство, понимание и смущение, почти раскаяние.
– Помню, – пробормотала она, ссутулившись. – Я тогда хотела написать о сиротах, которых держат на складе. А потом… Стекольщик, расследование… Столько убийств! Меня наконец взяли в штат, повысили жалованье, – сбивчиво оправдывалась она. – Нам ведь за строчки платят, сначала совсем немного. Теперь статьи по заказу. И я забыла.
Олле отвернулся, когда она потянулась к расшитой стеклярусом сумочке, ожидая, что журналистка достанет платок и станет вытирать глаза. Но когда вновь взглянул на нее, обнаружил: она подожгла тоненькую папиросу коричневой бумаги и пускает мелкие колечки. Что ж, это тоже не было признаком душевного равновесия.
– Не вините себя. За этим столиком есть люди и похуже.
Хелена ответила ему дрожащей благодарной улыбкой и придвинула портсигар.
– Угощайтесь.
– Благодарю, но я берегу голос для вечернего выступления, – отшутился он.
– Тогда я куплю нам горячего шоколада. В качестве извинения за… за все.
На этот раз Олле не стал возражать.
Они обсудили погоду и городские новости, все, как предписывает хороший тон. Говорила в основном она, а Миннезингер слушал. Журналистка не задавала никаких новых вопросов, пока не принесли упоительно пахнущие парящие чашки. Дорогое лакомство.
– Итак… – вновь подступилась она.
– Давайте я расскажу все по порядку. Насколько вам известно, я служу Крысиному Королю. Должен ему уйму денег и возвращаю их, выбивая гульдены за покровительство у торговцев, ремесленников, мастеров. Грязная работенка, не прибавляет, знаете ли, ни душе, ни карману. Да еще и долг выплачивается медленно. Если бы я не перешел на дичь покрупнее, то состарился бы Крысой и в землю должником лег. А у меня нет столько времени: моих друзей он выслал из страны еще весной, и я не знаю, живы ли они. Шоколад, к слову, просто изумителен. – Олле подцепил ложкой немного сладкой массы и нахмурился, заметив взгляд Хелены. – О нет, жалеть меня не стоит. Слушайте дальше. Когда был убит шеф Роттенмайр, Теодор объявил: тот, кто принесет ему голову убийцы, освободится от долга. Я схватился за эту возможность как безумный. Вообразил себя исключением из правил. Но если таковые и случаются, то чаще всего не с нами. В то же время я наткнулся на одного перспективного дельца. Дельце его, правда, было с душком, но обещало большие барыши. Мы с фрекен, которая ныне отсутствует, взяли его под опеку. Но я знал, знал уже тогда, в первый же вечер нашего знакомства, что он замыслил. Да, я о Гаусе и его складе. Да, это он заставляет детей на улице продавать кхат. Да, я чудовище, раз брал с него деньги и ничего не предпринимал.
– И что теперь? – Хелена не поднимала на него глаз. – Зачем вы мне все это рассказываете?
– Мои дела при Крысином дворе пошли в гору. На днях я считал, высчитывал… И насчитал три месяца. Ровно столько осталось до того момента, как я полностью выкуплю свою шкуру и буду свободен. В тот же день я сажусь на корабль и покидаю этот город.
Журналистка бесцельно водила ложечкой по ободку фарфоровой чашки. Брови сведены на переносице, губы в ниточку, лицо пылает.
– Пожалуй, это хорошая новость, ведь так?
– Не совсем. К тому моменту, я уверен, Гаус успеет, так сказать, расширить свой ассортимент. Он планирует запустить огромный оборот опиума из Олона, и я ему в этом помогу.
– Простите?!
– Прощаю. Ведь вы ему помешаете.
– Ну, знаете ли…
– Пока не знаю.
– Я пишу о скачках! О приемах! И прочую светскую дребедень. А вы…
– А я – ваш бесценный информатор и проводник в сияющее будущее.
Хелена всплеснула руками и потянулась за следующей папиросой. Пару минут спустя она впечатала окурок в пепельницу и вновь заговорила:
– Я не имею никакого права вас осуждать.
– Именно.
– Прошу вас, не перебивайте. Мне есть что сказать.
Олле примирительно поднял раскрытые ладони.
– Хорошо. Положим, я неравнодушна к этой теме. Она живо меня волнует. Скажу прямо, вряд ли я усну этой ночью. И в последующие. Я не вижу другого выхода, кроме как взяться за написание статьи, за поиск доказательств, обличающих Гауса, и все будет обнародовано к Бельтайну. Понимаю, почему вы не
