– Я не хотела этой короны, – Василина уткнулась лбом в мерзлую дверь, – я не хотела этой ответственности. И не хочу. Но я принимаю ее, отец мой.
Она захлопнула дверь и, повернувшись, шагнула в темноту. Статуя Красного Воина едва заметно светилась – то ли от света из окон, то ли сама по себе.
– Мне нужны ответы, – сквозь зубы, дрожащим голосом говорила Василина, обходя храм. – Дай мне их, прошу.
Огонь откликнулся на движение пальцев неожиданно легко – и королева склонилась, зажгла первую из потухших свечей. Свечи стояли на полу и в чашах, заполненных песком, – и одна за другой они загорались от крошечного огонька, полыхающего над сложенными щепотью пальцами ее величества.
– Как мне закрыть переходы? – еще загоревшаяся свеча. – Как услышать и приручить стихийного духа алтаря? – еще одна. – Где мне взять знания, утерянные моей семьей? Как угодить тебе? Ответь!
Статуя молчала. Страх и отчаянная решимость внутри вдруг уступили место горькой обиде, а та, едва вскипев злыми слезами, вдруг вылилась в оглушающую ярость.
– Ответь же! – крикнула королева, вытирая ладонью глаза. Лазурные зрачки Красного Воина мерцали, и она сжала кулаки. – Отец! Ты же слышишь меня! Потом можешь наказать за непочтительность, но сейчас дай ответы!
Молчание. Василина, сжав ладонь на очередной зажегшейся свече, застонала от отчаяния и бросилась прочь из храма. Но к дворцу она не пошла. Под изумленными взглядами охраны ее величество сняла сапоги, носки и голыми ногами стала в заледеневший сугроб. Поморщилась от холода и опустилась на колени напротив дверей в храм.
– Уходите, – приказала она, – и не смейте меня трогать.
Отвернулась и тихо забормотала слова молитв, посвященных Красному Воину.
Охранники, отойдя из зоны видимости ее величества, разделились. Один остался наблюдать – тихо, чтобы не мешать, – второй побежал к принцу-консорту.
Мариан Байдек тут же поспешил к храму: не нужны ему были милости бога, и супругу он обязан был увести оттуда. К чертям такие жертвы и обеты, справятся они и без них.
Он уже шагал к королеве через травяную поляну, когда Василина, бледная от холода, посмотрела на него странно посветлевшими глазами и одними губами произнесла: «Пожалуйста, нет».
Мариан остановился: душу словно рвали пополам, но супруга смотрела с таким отчаянием, с такой мольбой, что он не смог увести ее, как нужно было. Вместо этого развернулся и ушел обратно во дворец. Проверил детей, отдал указания няне, сообщил Тандаджи, что некоторое время ее величество будет отсутствовать, и вернулся к храму. Снял ботинки и опустился рядом с женой в снег. И взял ее за руку. Хоть так помочь, согреть, поддержать.
Тандаджи, выслушав от охранников о действиях королевы и принца-консорта, с каменным лицом достал из второго ящика стола папироску и закурил. Сотрудники Зеленого крыла принюхивались и спешно делали вид, что ничего не чувствуют и характерный запашок дурман-травы им показался.
А вот Игорь Иванович Стрелковский к коллеге заглянул, посмотрел на расслабленную тидусскую улыбку, способную вызвать оторопь и у разъяренного льва, и открыл окна.
– Рыбки замерзнут, – укоризненно сказал Тандаджи. Покосился за окно – день уходил в вечер, и вставал там настоящий трескучий мороз – и потянулся за второй папироской.
– Не увлекайся, – предупредил Игорь, – еще работать.
– Мне это не помешает, знаешь же, – с благодушной улыбкой сообщил тидусс. – Сделай лучше кофе, Игорь Иванович. Или, может, нам тоже пойти в сугробе постоять? Дел-то других никаких нет.
– Мы с тобой простые смертные, – серьезно отозвался Стрелковский, включая чайник. – Так что нам остаются земные дела, Майло. А ее величеству оставь божественные. Не просто ведь так она померзнуть решила. Что-то отдаешь, что-то получаешь. Такова суть обетов. Обеты силу богам дают, руки им развязывают.
– А ты за свое молчание что-то получил? – поинтересовался Тандаджи, сверкая белоснежными зубами. Смуглое лицо его при этом оставалось каменным, и тем более жуткой казалась широкая улыбка.
Игорь задумался. Долго думал: уже и чайник закипел, и кофе растворился в чашках, и даже по глотку они сделать успели.
– Я ничего не просил, – сказал Стрелковский в конце концов. – Но получил обратно свою душу. Не сразу. Ради нее пришлось приносить жертвы и Люджине. Но я снова живой, Майло. А теперь, – он допил кофе, поморщился от горечи и встал, – нужно работать.
Тидусс кивнул и затушил папиросу в пепельнице.
Василина простояла на коленях возле храма всю ночь, упрямо шепча молитвы. Ушел священник, жестом благословив ее, менялись вокруг охранники, на Иоаннесбург опускались тьма и мороз, а королева все просила, требовала помощи. Но ответом ей было все то же молчание, только окна святилища мерцали от свечей внутри. Мариан молчал, сжимая ее руку, и она до паники боялась, что он умрет от холода, – и усиленно отдавала ему тепло, чувствуя, как саму ее мороз пробирает до самого сердца.
Что они вынесли в эту ночь, сколько раз каждый из них доходил до отчаяния не за себя – за другого, желая подняться и увести супруга прочь от верной смерти, – никому, кроме них двоих, неизвестно. Но они оставались на месте.
Под утро взвыла метель, засыпав их ледяной крошкой и пытаясь прогнать порывами ветра. Байдек дрожал крупной дрожью, сжимая ладонь до боли, но королева уже почти ничего не чувствовала: она замерзала, и ее клонило в сон, и казалось, что вокруг тепло-тепло.
«Зачем мучаешь девочку?» – слышала она укоризненный, журчащий водой голос – и кто-то ласковый смотрел на нее, улыбался сочувственно.
«А?! Какова?! – громыхало в ответ почти с гордостью, и Василина сердито поджимала губы. – Еще немного, еще…»
Что «еще» – она не поняла: сознание ее покинуло, и королева повалилась на снег.
Мариан, выросший на Севере и к холоду привычный, продержался немногим дольше, чем супруга. Мороз давно требовал перейти во вторую ипостась, но он сдерживался, потому что Василине было куда труднее. Он тоже молился, но, если честно, мало почтительного было в его словах к Вечному Воину. Одни вопросы. Как может воин и мужчина допустить, чтобы женщина упрашивала его о помощи? Байдек слышал шепот супруги, слышал и ее вопросы – и понимал, зачем она это делает. И тоже спрашивал. Как можно не откликаться своему ребенку? Зачем нужны подобные испытания?
Дрожь в конце концов перешла в судороги, а когда Василина, скользнув по его плечу замерзшей щекой, упала, Мариан взревел и все-таки обернулся в медведя. Подхватил супругу за блузку, потащил к
