— Я не заключаю сделок с девицами, запертыми в клетках.
Губы мои растягиваются в беспощадной улыбке.
— Тогда стоит меня выпустить.
Элиан смеется, достает пистолет и качает головой.
— Знаешь, — говорит, подходя к темнице, — ты можешь мне понравиться. Проблема в том, — он стучит пистолетом по хрусталю, — что между симпатией к кому-то и доверием есть разница.
— Откуда мне знать, я никогда не испытывала ни того, ни другого.
— Когда доберемся до Эйдиллиона, сможем за это выпить.
Я вздрагиваю от одной только мысли об этом. Эйдиллион — земля романтики. Там прославляют любовь, будто величайшую силу, хотя она сгубила больше людей, чем я. Уж лучше слепнуть от сияния мидасского золота, чем очутиться в королевстве, где эмоции — валюта.
— Твоего доверия хватит, чтобы угостить меня выпивкой?
Элиан убирает пистолет и отступает к выходу.
— Кто сказал, что я угощаю?
— Ты обещал освободить меня! — кричу я ему вслед.
— Я обещал тебе ночлег поуютнее. — Он заносит руку над выключателем. — Попрошу Кая принести подушку.
Я ловлю последний отблеск его кривой ухмылки, затем фонари тускнеют, и последнее пятнышко света уплывает из комнаты.
Глава 19
ЛИРА
Отражаясь от берегов Эйдиллиона, свет розовой вспышкой дробит небо на куски. Зависшее над горизонтом солнце опоясано удивительным оттенком красного — словно расплавленный коралл. Меня вытаскивают из темноты клетки в сокрушительные объятия тепла и цвета. Свет есть в любом уголке мира, но в Эйдиллионе он ближе всего к магии. Вроде той, что создала клинок Элиана или трезубец моей матери. Словно грезы способны сотворить нечто мощнее реальности.
Трава в доках цвета неоновых пескарей. Кругом раскинулся целый плавучий луг, а ветви можжевельника тянутся ввысь, как фейерверки, а дождевые капли прочным бисером цепляются за иголки. Эти светящиеся сферы указывают нам путь к земле.
Мне тепло. Это новые ощущения, далекие от щекочущих прикосновений льда, которые я любила, будучи сиреной, и режущего холода, сковавшего мое человеческое тело на борту «Саад». Я избавилась от влажной рубашки Элиана, что липла ко мне и в итоге застыла как вторая кожа. Теперь на мне рваное белое платье, на талии стянутое поясом толщиной с мою щиколотку, и огромные черные сапоги, грозящие поглотить мои новые ноги целиком.
Ко мне подходит Мадрид:
— Свобода у тебя в кармане.
— Свобода? — смотрю на нее с осуждением.
— Кэп ведь собирался освободить тебя по прибытии, разве нет? Нет огня, нет и пробоин.
Я узнаю поговорку. Так говорят в Клефтизе, королевстве воров: «нет ущерба, нет проблем», — говорят пираты, что грабят встречные корабли да прибрежные города, у которых швартуются. Если никого не убить, клефтизцы не поверят, что было совершено преступление. Их пираты верны своей природе и плевать хотели на благородные цели и мирные намерения. Они плывут за золотом, удовольствиями и болью — первое забирают, последнюю причиняют. Если Мадрид из Клефтиза, то Элиан набрал отличную команду. Худшие из худших всегда лучшие.
— Ты так доверяешь своему принцу, — замечаю я.
— Он не мой принц. Он вообще не принц на этом корабле.
— Охотно верю. Мог бы проявить вежливость, когда я предложила помощь.
— Скажем прямо, — хмыкает Мадрид, — помочь ты хочешь только себе.
— А есть те, кто хочет иного?
— Капитан, — в ее голосе сквозит восхищение. — Он хочет помочь миру.
Я смеюсь. Принц жаждет спасти обреченный мир. Пока моя мать жива, мы не увидим ничего, кроме войны. И ради собственной безопасности Элиану лучше убить и меня, и каждого, кому он не может доверять. Но вместо этого он держит меня в плену. Достаточно подозрителен, чтобы запереть меня, но недостаточно жесток, чтобы отнять мою жизнь. Он проявил милосердие, и будь то слабость или сила, меня все равно коробит.
Я наблюдаю, как Элиан спускается с корабля, не обращая внимания на спасенную девушку, которую теперь собирается так легко бросить. На последних шагах он срывается на бег и прыгает, так что, когда его ноги касаются травы, в воздух взлетает миллион крошечных капель, словно дождь. Принц снимает шляпу и размашисто кланяется до земли. Затем загорелой рукою взъерошивает свои и без того всклокоченные волосы цвета воронова крыла и вновь нахлобучивает шляпу на голову. И теперь просто стоит, уперев руки в бока и разглядывая пейзаж.
Даже с высоты палубы «Саад» я слышу его шумное дыхание. Нас омывает радостью Элиана, точно порывами незнакомого ветра. Команда с улыбками наблюдает, как их капитан пялится на океан травы и можжевельника и мерцающую вдали стену, будто сотканную из света. Дворец возвышается над чертой города как мираж.
— Он всегда так делает, — говорит Колтон Торик.
Меня накрывает его огромной тенью, но, несмотря на первое впечатление, старпом Элиана не такой уж жуткий пират, каким мог бы быть. Лицо у него добродушное, расслабленное. Руки вечно спрятаны в карманах потрепанных шорт. И когда он говорит, голос звучит мягко, словно эхо после взрыва.
— Эйдиллион — одно из его любимых королевств, — объясняет Торик.
Как-то не верится, что принц — романтик. Мне показалось, всю эту сентиментальщину он, как и я, считает полной нелепицей. Я сразу поняла, что Мидас не в числе его любимых мест — мужчины не строят дома, коли им уже есть куда возвращаться, — но я бы сделала ставку на Агриос, страну бесстрашия. Или край воителей, Полемистес, который я выбрала для собственной родины. Земля солдат у вечной грани войны. Бойцов и убийц, что не видят смысла притворяться кем-то другим.
В жизни бы не догадалась, что печально известный охотник на сирен не чужд человечности.
— Я тоже обожаю Эйдиллион, — признается Мадрид, втягивая воздух. — У них тут целые улицы пекарен, где на каждом углу продаются шоколадные сердечки с ирисовой начинкой. У них даже карты сладко пахнут.
— А почему здесь ему нравится? — я указываю на Элиана.
Кай вскидывает бровь:
— Догадайся.
— Что еще нужно от жизни, когда есть любовь? — спрашивает Мадрид.
Кай фыркает:
— Нынче
