Я на всякий случай проверяю, все ли пуговицы застегнуты — некоторых оплошностей здесь не потерпят, — и немного расправляю плечи. Рукой расчесываю волосы. Я уже скучаю по шляпе, сапогам и прочему, что делает меня частью «Саад», даже когда она пришвартована.
Но Галина действительно ненавидит пиратов.
Она доверяет больше, когда на мне образ золотого принца, а не морского капитана. И хотя я многого в ней не понимаю, но не это. Я и сам едва ли себе доверяю, когда надеваю шляпу.
— Она ожидает вас.
Из тени шагает стражник, с головы до ног прикрытый алыми доспехами, что скрывают каждый кусочек кожи. Глаза его бесцельно дрейфуют средь красного моря ткани. И так здесь выглядит почти каждый стражник и слуга. Ни единого шанса прикоснуться напрямую.
Я осторожно его оглядываю.
— Я тебя ждал. Дверь кажется слишком тяжелой, чтобы открыть ее в одиночку.
Трудно сказать, улыбается он или злобно скалится, но точно не моргает. Секунду поизучав меня, стражник шагает вперед и прикладывает руку к двери.
Комната отличается — не только от остальной части дворца, но и от того, какой была в прошлый мой визит. Мраморные стены превратились в древесный уголь с толстым слоем застывшей золы и запахом гари. Где-то на недосягаемой высоте виднеется потолок, рифленый огромными деревянными балками, а цвета теперь нет нигде, кроме пола — алого, отполированного до блеска.
В дальнем углу на троне в форме кровоточащего сердца с улыбкой восседает королева Эйдиллиона.
— Здравствуй, Элиан.
Стражник закрывает дверь, и Галина манит меня поближе. Ее черные волосы тугими кольцами спускаются по спине и до самого пола, устланного лепестками роз, что облетают с королевы точно маленькие перышки. Атласное платье, укрывшее ее от самого подбородка до кончиков пальцев, прекрасно гармонирует с темно-коричневой кожей.
Королева протягивает мне руку, раскидывая пальцы словно паутину.
Я мгновение ее разглядываю, а затем поднимаю бровь, ибо уж она-то должна понимать. Или хотя бы сознавать, что я понимаю.
Легенда об Эйдиллионе гласит, что любой, прикоснувшийся к члену королевской семьи, мгновенно найдет свою вторую половинку. Тайна Эйдиллиона, в которую посвящены лишь правители ста королевств — и, очевидно, семья Кая, — в том, что все немного иначе. По женской линии здесь действительно передается дар, но он не помогает мужчинам обрести любовь, а полностью лишает их воли. Охваченные неодолимой похотью и преданностью, они становятся безмозглыми марионетками.
Я опускаюсь на бархатную кушетку напротив трона, Галина с улыбкой опускает руку и, откинувшись назад, вытягивает ноги на плитку.
— Раз ты явился с визитом, значит, чего-то хочешь.
— Насладиться вашим обществом.
Она смеется:
— Ни одного из нас не назовешь приятной компанией.
— Насладиться вашим обществом и предложить взаимовыгодную сделку.
Галина выпрямляется:
— Тебе нужна сделка или одолжение? Я предпочитаю второе. Особенно когда в долгу у меня оказываются принцы.
Перед глазами предстает лицо Сакуры, и вспоминается заключенная с ней сделка. Мое королевство в обмен на победу над сиреньей чумой.
— У меня достаточно долгов перед королевскими особами, — говорю я.
— Вредина, — поддразнивает Галина. — Я же не попрошу много. Один или два клочка земли. Ну и, может, поцелуй.
Обычно я куда дольше развлекаюсь этой игрой в кошки-мышки. Позволяю королеве забавляться завуалированными угрозами, словно она и правда когда-нибудь осмелится превратить меня в одну из своих кукол. Обычно мы притворяемся. Будто я боюсь ее прикосновения, будто Галине хватит храбрости хотя бы задуматься об этом. Но истина в том, что при всех своих недостатках — а я насчитал их великое множество — она не особо рада этому дару. Из-за него даже король отвернулся от Галины, устав защищать ее секрет ради брака, не предполагающего никакой близости.
Королева не держала супруга за руку, не стояла подле него, чтобы кожа касалась кожи, и не делила с ним постель ни в первую брачную ночь, ни в любую из последующих. Они спали в разных концах дворца, каждый в своем крыле с собственными слугами, и трапезничали в том же духе: на противоположных концах стола, такого большого, что вместил бы человек двадцать. Вообще-то, нам таких подробностей знать не положено, но, выпив, король становится излишне словоохотлив.
В отличие от своих предшественниц, Галина не стала заставлять любимого создавать наследников. Она не хотела, чтобы муж медленно терял рассудок от привязанности к ней, и потому вместо этого он медленно терял рассудок от жадности. Он жаждал большего, чем королева могла предложить, жаждал ее королевства, что привело к перевороту столь кровавому, что большинству войн и не снилось.
После предательства супруга Галина, кажется, выбрала жизнь еще более уединенную. «Второго мужа не будет, — объявила она другим правящим семьям. — Я не желаю снова быть преданной или передать свое проклятие детям». И взамен она взяла воспитанников из Орфаны[17], ставшей приютом для всех нежеланных детей в мире.
Прерванная династия никого не обрадовала, но из-за решения королевы править в одиночку страдает Эйдиллион. Теперь, когда Кардия получила власть, Галине нужен рядом кто-нибудь, кто будет делать все, чего она сама не может из-за проклятья. Например, поддерживать связи с людьми и дарить тепло, которое она так боится выпустить на волю. А мне нужен тот, кто спасет меня от сделки с Сакурой.
Я шагаю к трону и протягиваю королеве кусок пергамента.
Сейчас я слишком взволнован для игр. Нежелание Галины повторно вступать в брак говорит мне все, что нужно знать, и по счастливой случайности оно же может стать интересным решением одной из моих многочисленных проблем. Удача редко оказывает мне подобные услуги.
Галина берет пергамент и читает, сначала растерянно хмурясь, а затем с заинтригованной улыбкой. Именно на такую реакцию я надеялся.
— Принц Элиан, — говорит она. — Где ты достал это?
Я подхожу еще ближе, насколько могу, не рискуя рассудком.
— Там, где вы сможете получить все, о чем когда-либо мечтали.
* * *Дела идут на лад. Хотя все до сих пор очень запутано, я уже близок к тому, чтобы все уладить. И пусть Галина
