Колено Мии врезалось в пах мужчины, локоть – в его подбородок. Центурион зарычал и упал на спину, шлем слетел с головы. Мия перепрыгнула через его тело и помчалась к двери. Легионеры застыли на секунду, наблюдая за тем, как их командир падает, словно скулящий мешок картошки, но вскоре они уже выбегали на улицу в погоне за девушкой. Мия услышала свист позади, сердитые крики, топот ног.
– Из всех таверен Годсгрейва, – фыркнула она. – Каковы гребаные шансы?
– …Ты же сама выбрала тот, что прямо напротив Палаццо…
Она натянула капюшон на голову, ушла с главной дороги в извивающийся боковой проулок, перепрыгнула через мусор и пьяниц, сладких девиц и юношей. Позади продолжал раздаваться топот, свистки, крики людей. Под ногами – булыжники мостовой, узкие стены сдавливают по бокам. Мия выбежала на крошечную пьяццу, всего три на три метра, со старым булькающим фонтаном посредине. Наверху стояла Трелен, ее платьем служили вздыбившиеся волны, богиню окружали свечи и кровавые подношения. Протолкнувшись через небольшой дверной проем, Мия надела на плечи плащ из теней, и весь мир потускнел во мгле и тьме.
Послышались приближающиеся шаги. Тяжелый топот ботинок. Сквозь свой плащ она смутно разглядела, как на площадь выбегают с десяток люминатов, доставших пламенные мечи из солнцестали. Не заметив ее, они разделились и кинулись во всех направлениях. Мия не шевелилась, Мистер Добряк сидел у ее ног, пара выглядела всего лишь как размытое пятно в двери. Она дождалась, пока мимо пробежит еще одна группа солдат, кричащих и пихающих друг друга.
И, наконец, наступила тишина.
Мия медленно вышла из укрытия, ощупывая стену из-под своего плаща. В такие времена было трудно винить Мать за то, что она ее отметила, – если она действительно это сделала. Но, несмотря на преимущества магики, способность шататься в практически кромешной темноте, будучи почти невидимой, это далеко не тот уровень колдовства, что у Адоная и Мариэль. Мия полагала, что все платят свою цену. Адонай жаждал того, над чем властвовал. Мариэль сплетала плоть других и портила собственную. А Мия могла быть невидимой, но в то же время сама едва что-то видела…
Девушка неуверенно шла через лабиринт задних улочек, но, в отличие от Малого Лииза, она плохо знала Левую Руку. Даже при том, что Мистер Добряк скользил впереди и изучал обстановку, с такими успехами ей потребуется не один час, чтобы найти дорогу к Свинобойне. Поэтому она наконец откинула тени и направилась к ближайшей оживленной дороге. Влившись в основной поток, пересекла три моста к Сердцу и спустилась к Ногам, избегая любых люминатов, попадавшихся на пути. Встреча с душителем щенков сильно ее потрясла. Напомнила сознание воспоминаниями. О матери в цепях. О плаче младшего брата. О перемене, когда весь ее мир разрушился. Ей нужно было поскорее вернуться в гору, уйти как можно дальше от этих солнцепоклоняющихся ублюдков.
Чтобы хоть минутку все обдумать.
Чтобы хоть минутку подышать полной грудью.
Не будь Мия так сосредоточена на больших группах людей в блестящих белых доспехах, размахивающих горящими мечами, она бы, наверное, заметила хрупкую фигуру, укутанную во все гранитно-серое, следующую за ней по пятам в портовый район. Она бы, наверное, заметила банду юных разбойников, плетущихся к ней по набережной и кивающих фигуре, тенью следующей за ней. Она бы, наверное, заметила, что на них были военные сапоги. Что под их плащами виднелось что-то, очертаниями подозрительно напоминающие дубинки.
Она, наверное, заметила бы все это, пока не стало слишком поздно.
Но затем стало слишком поздно.
Глава 17
Сталь
Тяжелая оплеуха.
Вода в лицо.
Булькающий вдох.
– Просыпайся, дорогая.
Мия открыла глаза и тут же об этом пожалела. Лоб пронзила ослепляющая боль, доходя до самой макушки черепа. Фрагменты воспоминаний. Группа мужчин. Дубинки. Многократные удары. Ругательства. Блеск ее кинжала. Кровь во рту.
Затем чернота.
Скривившись, Мия осмотрелась. Каменные стены. Металлическая дверь с зарешеченным окошком. Она сидела на тяжелом железном стуле. Руки скованы за спиной. Мистер Добряк притаился в ее тени и упивался страхом. Не одна.
«Никогда не одна».
– Просыпайся.
Она получила очередную затрещину по лицу, от которой голова мотнулась в сторону. Сальные мокрые волосы прилипли к коже. Она попыталась дернуть ногами, но обнаружила, что их тоже сковали.
– Я проснулась, ебаный ты сукин сын!
Мия взглянула на мужчину, который ее ударил. Гора из мышц, высотой сантиметров в сто восемьдесят и почти такой же широкий. На лице шрамов больше, чем неповрежденной кожи. Позади него стоял еще один мужчина, чистенький, хорошего телосложения, с безжизненными, пустыми глазами. Оба были одеты в белые рясы. На тяжелых железных цепях на их шеях висели экземпляры евангелия Аа.
– Вот дерьмо, – выдохнула Мия.
«Исповедники…»[76]
– Именно, – кивнул мужчина с безжизненными глазами. – Ты связана писанием и цепями и обязана отвечать нам правдиво.
Мужчина со шрамами медленно обошел комнату и встал перед Мией. Вытянув шею, девушка увидела длинный стол, устланный инструментами. Плоскогубцы. Ножницы для резки металла. Тиски для пыток. Жаровня, полная раскаленного угля. Как минимум пять разных видов молотков.
Никакого страха в желудке. Никакой дрожи в голосе. Она заглянула второму мужчине в его безжизненные глаза.
– И что вы хотите знать, добрый брат?
– Ты – Мия Корвере.
«Откуда им известно мое имя?»
– …Да.
– Дочь Дария Корвере. Повешенного по приказу Сената шесть лет назад.
«Тот центурион… Альберий… да не мог же он так быстро доставить весточку Скаеве?»
– …Да.
На ее плечи опустились тяжелые руки и крепко их сжали.
– Отпрыск Царетворца, – раздался позади нее голос мужчины со шрамами. – Да поскачут мои яйца по набережной, если это не подарок судьбы! Верно, брат Микелетто?
Мужчина с безжизненными глазами улыбнулся, не отрывая взгляда от Мии.
– О, редкий подарок, брат Сантино. В моем животе прямо порхают бабочки.
– Я не совершала никаких преступлений, – встряла Мия. – Я набожная дочь Аа, брат.
Тот, которого звали Микелетто, перестал улыбаться. От его пощечины в черепе Мии поплыли звездочки. Ее голова поникла между плеч, рык Микелетто едва пробился сквозь звон в ушах.
– Еще раз назовешь Его имя, девочка, и я отрежу твой безбожный язык гребаным ножом для масла, а затем заварю его вместе с чаем.
Мия глубоко вдохнула. Подождала, пока боль отступит. Разум кипел. Скованная. В меньшинстве. Без понятия, где находится. Без какой-либо помощи. Правда, это не худшая ситуация, в которой она оказывалась. Но, Дочери, на секунду ее сердце заколотилось…
Она откинула волосы с лица, посмотрела в глаза исповедника, возвышающегося над ней.
– Расскажи нам, где ты была сегодня вечером, – приказал он. – До того, как прибыла в Годсгрейв.
– Прибыла? – девушка покачала головой. – Брат, я прожила здесь всю свою…
Мия зашипела от боли, когда Сантино дернул ее за шиворот. Почувствовала, как его губы коснулись ее уха, услышала запах перебродившего вина и табака в его дыхании.
– Брат Микелетто задал тебе вопрос, моя милая. И прежде чем
