И, сжав кулаки, она исчезла.
Шаг.
Возникла на дне Камня, среди теней острых скал.
Шаг.
Появилась на другой стороне залива, в клубящейся черноте береговой линии.
Шаг.
Очутилась на бульваре с карнавальной толпой и их улыбающимися масками. Рядом с ней шагал уже не Мистер Добряк, а сама ярость, иссушившая место, в котором пытался укорениться страх. Мия перемещалась из одной тени в другую, как ребенок, прыгающий по камням через затопленный сток. Когда девочка проходила мимо, люди вздрагивали. Город вокруг стал размытым и нечетким; просто смутные силуэты на фоне глубокой тьмы. Но ночное небо над головой было ярким, как солнечный свет. Звезды усыпали его, как бриллианты саван. Тени воспевали к ней. Крепко держали и вытирали слезы. Их животы ныли от боли. Во ртах пересохло от жажды.
Они голодные, осознала девочка.
Мрак изголодался.
Мия всмотрелась в горизонт в поисках Ребер, торчащих над далекими крышами. Шаг. И еще шаг. И еще шаг. Пока она не очутилась перед Гранд Базиликой. Мия знала, что они придут сюда на мессу истинотьмы. Все как на подбор. Консул Скаева. Кардинал Дуомо. Судья Рем. Ложное благочестие и красивые рясы. Сложенные руки, пропитанные кровью, и глаза, поднятые к небу и молящие о солнцах, которых никогда больше не увидят.
Мия вышла из теней триумфальной арки и принялась пристально разглядывать базилику перед собой. Просторный круглый двор, огражденный со всех сторон мраморными колоннами. Статую всемогущего Аа высотой в пятнадцать метров и с тремя крупными аркимическими сферами на ладони, нависающую посредине. Высокое здание из витражного стекла и величественных широких куполов, расположенное за изваянием. Арки и шпили, в тщетной попытке прогнать изголодавшийся мрак освещенные тысячей сфер.
Двор постепенно наполнялся людьми, которые были недостаточно богатыми и знатными, чтобы их впустили в столь черную ночь в саму базилику. Но у каждой колонны стояли мужчины в сверкающих белых доспехах, багровых плащах и в шлемах с плюмажами. Легионеры, призванные для защиты сенаторов, преторов, проконсулов и кардиналов в священных коридорах базилики. Их вид натолкнул Мию на воспоминания об отце, когда он еще был жив. Как он носил ее на плечах по городским улицам. Как его щетина щекотала ей щеку, когда он ее целовал.
Пунцовое лицо.
Дергающиеся ноги.
Булькающий звук.
Мия взглянула на статую Аа. Сплюнула от ненависти.
– Я молилась тебе! Умоляла вернуть их домой! Что, ты был недостаточно всевидящим, чтобы заметить их страдания? Или тебе просто было плевать?
Всевидящий не ответил. Девочка потянулась к богу Света и его сферам, опоясывая их черными лентами. И когда собравшаяся толпа завопила от ужаса, Мия сжала кулаки. Мышцы напряглись. Вены на шее взбухли. Измученный камень издал звук, похожий на вопль, и статуя закачалась на постаменте. Верующие закричали от страха и с визгом начали разбегаться, когда статуя наконец накренилась и с оглушительным грохотом разбилась о мостовую.
Тени потянулись к ближайшему люминату, обвились вокруг головы и бедер и разорвали его. Кровь брызнула на начищенный мрамор. Люди вопили. Легионеры тревожно взревели и достали клинки. Даже в сгущающейся ночи их мечи блестели, словно на лезвиях плясал истиносвет. Мия шагнула в тени у своих ног и вынырнула уже за спиной крупнейшего и сильнейшего из легионеров. Тьма скользнула вокруг его шеи, будто по собственной воле, и его хребет затрещал, как сырые фейерверки. На землю он упал уже мертвым.
– Демон! – раздался крик. – Даркин! Ассасин!
В просторном дворе забили тревогу. Верующие в панике разбегались от обломков своего разбитого бога. Солдаты стекались со всех сторон. Мрак воспевал к Мие, наполняя ее голову музыкой. Загоняя сознание в холод и пустоту, оставляя лишь гнев. Голод. Черные щупальца извивались во тьме. Кость и кровь. Свет обжигал глаза. Столько мечей. Столько людей. Она пробиралась между ними, прыгая из тени в тень. Раскидывала их, как игрушки. Чернота – острая, как их лезвия, – пронзала блестящую белую броню и открывала вид на алые внутренности.
Мия перемещалась от колонны к колонне. К руинам статуи Аа и трем солнцам, раздавленным в его протянутой ладони. Она увернулась от удара, который мог снести ее голову с плеч. Еще один мужчина был разорван на кусочки. Мия добралась до лестницы. Большие двустворчатые двери, украшенные высеченным золотом, отражали пламя сотни мечей позади. Мия подняла руки, широко распахнула двери и проревела имя:
– СКАЕВА!
Прямо за дверьми ее ждали люди. Она перешла на крик, когда они подняли посохи. Кардинал Дуомо и его священники, разодетые в лучшие шелка. Годы после казни ее отца почти не сказались на кардинале; он по-прежнему больше походил на головореза, который украл у старца робу, чем на мужчину, которому она принадлежала по праву. Скаева выступил вперед, окруженный своими священниками. Черные бороды ощетинились, рты распахнулись в крике.
– Именем Света, изыди, скверна!
Троица на конце его посоха вспыхнула ярче, чем все три солнца. Мия взвизгнула и попятилась. Свет был таким ярким, таким горячим. Прикрыв глаза руками, она прищуренно смотрела сквозь слепящее сияние. И там, в конце нефа, окруженного двумя десятками легионеров в начищенном белом и кроваво-красном, она увидела его. Красивого консула с черными глазами, фиолетовой мантией и золотым венком на голове. Того, кто улыбался, пока ее отец умирал. Того, кто приговорил ее мать к безумию. Того, кто убил ее младшего брата.
– СКАЕВА!
– Это священный дом Аа! – прорычал Дуомо. – Здесь у тебя нет власти, демон!
Мия сжала кулаки, ослепленная светом. В ушах заревел ветер. Жар опалял ее, как все три солнца. Она почувствовала тошноту и привкус рвоты. Здесь не было теней, которые она могла бы схватить. Все это было слишком. Слишком ярко. Она увидела огромного мужчину в белых доспехах. Волчья морда покраснела от ярости, на щеке виднелись шрамы от кошачьих когтей.
«Рем…»
– Схватить ее! – проревел судья. – Люминус инвикта!
Мия развернулась, а по ступенькам к ней уже бежали люминаты. Свет за ее спиной был столь яростным, что тень на камне от девушки стала длинной, как закат. По ее затылку пришлось что-то острое и горячее, и она покачнулась. К ней приближались десятки легионеров. Судья Рем бежал в ее сторону с пылающим мечом. Ярость разгоралась все ярче. Тьма внутри нее забурлила – она хотела поглощать. Разверзнуться и наводниться пролитой ею кровью. Мия это чувствовала. Повсюду. Оно сочилось сквозь трещины Годсгрейва. Агония. Гнев. Чистая и ослепляющая ненависть, укоренившаяся в костях этого города.
«Оно ненавидит нас».
Но какая-то крошечная ее часть, в тех холодных и пустых местах, осталась. Какая-то крошечная часть, которая не была гневом, ненавистью или голодом. А просто четырнадцатилетней девочкой, которая не хотела умирать.
Судья прорвался сквозь ряды священников, со всей силой размахивая солнцестальным мечом. Троица на рукояти горела ярче, чем сам клинок. Мия
